Виктор Васильев - Загадка Таля. Второе «я» Петросяна

Турнирная мудрость осторожных гласит: «бей слабых и делай ничьи с сильными». Своей игрой Таль показал, что принципиально отвергает эту малодушную тактику. Он не только блестяще финишировал — он сумел при этом отбросить назад своих главных конкурентов.

В тринадцатом туре Таль выиграл у Петросяна, причем выиграл в эндшпиле, после маневренной борьбы, без каких-либо «штучек».

В двух следующих турах Таль набирает полтора очка и вместе с Бронштейном и Толушем делит второе-четвертое места. У всех троих по девять с половиной очков. Петросян откинут на седьмое место. Лидер теперь — Керес, у него десять очков. Но в шестнадцатом туре Керес играет с Талем…

До встреч Таля с Петросяном и Кересом его успех в турнире признавался некоторыми знатоками случайным. В подтверждение говорилось о том, что стиль нескольких побед, в частности над Аронсоном, Таймановым, Банником, не очень убедителен. Но партия с Петросяном, где Таль тонко провел эндшпиль, и особенно партия с Кересом показали, что юный мастер держится в лидирующей группе по праву.

Кереса Таль тоже переиграл в эндшпиле, то есть в той стадии, которая особенно сложна и где решающее слово принадлежит зрелому мастерству. Когда партия близилась к развязке, в пресс-бюро торопливо вошел гроссмейстер Флор. Ветеран, немало повидавший на своем веку, был явно взволнован. Быстро расставив на доске фигуры, Флор вгляделся в позицию и, выпятив нижнюю губу и покачав головой, сказал:

— Этот мальчик далеко пойдет!

Со следующим противником — Арониным Таль сыграл вничью. Впрочем, эти пол-очка были ему дороже единицы. Оба соперника блеснули в этой партии красивейшей игрой. Атакуя короля, Таль пожертвовал ферзя за ладью. После бурной схватки, в которой стороны состязались в мужестве и комбинационном искусстве, партия окончилась вничью. Эта романтическая дуэль, оба участника которой получили приз за красоту, доставила наслаждение и самим партнерам, и зрителям. Не случайно Эйве назвал ее «самой интересной ничьей в истории шахмат».

Турнир подошел к концу. Перед последним туром наступило междуцарствие. Трое — Бронштейн, Таль и Толуш — имели по тринадцать очков. У Кереса было на пол-очка меньше. Спасский и Холмов набрали по двенадцать очков. Особую остроту и без того драматической ситуации придавало то обстоятельство, что двум лидерам — Талю и Толушу — предстояло играть между собой.

Трудно представить себе, что творилось в последние дни турнира в зале. Игра юного Таля — яркая, безудержно смелая, чуждая прозаических турнирных расчетов — безоговорочно покорила сердца любителей шахмат. Никто не проводил опроса, но можно не сомневаться в том, что большинство зрителей без раздумья отдало ему свои симпатии. Почти каждый атакующий ход Таля, особенно если он был связан с риском, вызывал в зале плохо сдерживаемое возбуждение.

Таль стал популярен! Во многом из-за него перед входом в Дом культуры собиралась толпа болельщиков, которым не хватило билетов. Когда в день последнего тура Таль с Кобленцем пробирались сквозь толпу, у лидера чемпионата были оторваны почти все пуговицы на пальто (правда, в этом повинен был не только энтузиазм болельщиков, но и то, что пуговицы держались на честном слове).

Никто, наверное, не бросит в Таля камень, узнав, что он готов был удовлетвориться ничьей — она почти наверняка обеспечивала дележ первого места («пробить» Холмова было труднейшей задачей даже для Бронштейна), а заодно давала и гроссмейстерское звание. Так подсказывал здравый смысл, так, конечно, советовал Кобленц.

Но… аппетит приходит во время игры! Здание, так старательно воздвигнутое Кобленцем на безупречных доводах рассудка, рухнуло после первых же ходов. Едва фигуры вышли на рекогносцировку, как Таль ринулся в бой, оказавшись во власти непередаваемого ощущения, к котором слились воедино упоение битвой, горячий азарт, манящая и в то же время слегка пугающая жажда риска…

Его соперник не уступал в отваге и был настроен так же решительно. Для Толуша в его сорок шесть лет игра в этом чемпионате была лебединой песней. Ни в одном соревновании за последние годы не играл он с такой страстью, с таким упоением. Партия с Талем давала Толушу последний шанс в борьбе с несговорчивой фортуной — он мог стать чемпионом СССР или теперь или никогда: доблестно пройти еще раз марафонскую дистанцию ему в его годы уже не удастся.

Но, странное дело, то ли Толуш находился под впечатлением разгрома, который учинил Таль целому гроссмейстерскому легиону, то ли не мог справиться с волнением, только всю партию этот необычайно отважный боец провел, как обреченный. Воспользовавшись тем, что Толуш пассивно разыграл начало, Таль немедленно начал прямой наводкой обстреливать королевский фланг черных.

Последний тур проходил в мертвой тишине, которая была выразительнее любого шума. Так как во встрече Бронштейна и Холмова все явственнее вырисовывалась ничья, публика с особым волнением следила за игрой своего любимца. Помните: «каждый шахматист — кузнец своего турнирного счастья?» Сейчас этот кузнец, не жалея сил, ковал свое счастье. Когда был сделан 30-й ход белых, зал испустил тихий вздох: Таль пожертвовал центральную пешку и одновременно оставил под ударом слона. Толуш пытался отчаянно защищаться, но давление с каждым ходом нарастало. И вскоре гроссмейстер протянул руку и первым поздравил Таля с титулом чемпиона…

Хотя почти все остальные партии еще продолжались, публика устроила новому чемпиону короткую, но бурную овацию. Впервые за много лет победу в чемпионате СССР одержал мастер, да к тому же играющий в такой необычайно-импонирующей манере — широко, вольно, с гордым презрением к опасности. «Таль! Запомните это имя!» Теперь это имя помнили все, кому были не безразличны тайны шахматного двора.

Вечером, приняв многочисленные поздравления, Миша вернулся в номер. Разделся, сел за стол. И вдруг, неожиданно для себя почувствовал грусть. Все кончено, играть больше не надо, волноваться тоже. Только теперь он понял, что смертельно устал. Но утро вечера мудренее. И назавтра, выспавшись и отдохнув, он снова был прежним Талем.

Утро победы… Представьте себе юношу, еще сохранившего в своем облике и манерах черты подростка, слегка беззаботного, насмешливого, чуть наивного, но уже почуявшего свою силу. В минуты обдумывания Таль выглядел угрюмым, даже мрачным. Но когда партия кончалась, молчаливая сосредоточенность уступала место неистощимой веселости. Кажется, юноша всем своим видом так и говорил: «Ну, пожалуйста, спросите меня о чем-нибудь, ну поспорьте со мной, ну дайте же я вам докажу, что вы ошибаетесь в этом варианте…».

В то торжественное и вместе с тем суматошное утро новый чемпион страны был необычайно занят: визиты, письма, телеграммы.