Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

Таким образом, побродив по селу, я понял, что работу здесь мне не найти. Искать ее нужно за пределами районного центра.

На другой день, оставив Оксану у хозяев, нас приютивших, мы с Юрой сели на попутную машину, которая направлялась к судоверфи на Енисее. Путь пролегал через какой-то совхоз, и я подумал — не попытаться ли позондировать в нем почву насчет работы. Мы подъехали к центральной усадьбе совхоза. Вид у нее был убогий и неприглядный. На большой территории размещались служебные и жилые одноэтажные здания, до того ветхие, почерневшие от дождей и времени, что казалось, будто этот поселок построен в давние-давние времена и с тех пор хозяева ни разу не ремонтировали своих жилищ. На всем лежала мерзость запустения. Крыши домов прохудились, стены перекосились. Возле домов ни деревца, ни кустика, всюду кучи навоза, мусор, металлический лом. Бесхозяйственность, нерадивость, антисанитария. Все это отталкивало, и желание поселиться здесь, даже если бы нашлась работа для меня, отпало.

— Знаешь, Юра, — сказал я, — здесь не стоит даже останавливаться. Уж очень все убого и уныло. Поедем дальше, до судоверфи.

Минут через тридцать мы уже были на берегу Енисея. Перед нами развернулась величественная панорама беспредельной водной глади, оба берега круто поднимались в гору и напоминали гигантскую воронку, через которую пробивала себе путь широкая река. На крутом склоне раскинулся поселок из небольших деревянных домов. Он имел чудесное название — «Предивная». Основным занятием его жителей было строительство деревянных барж водоизмещением 500–600 тонн. Население поселка — примерно три тысячи человек — состояло преимущественно из ссыльных и бывших заключенных, не имевших статуса ссыльных.

Пос. Предивная, Красноярский край (1951 г.)

Сначала, когда мы очутились в «чаше», зажатой крутыми склонами обоих берегов, без далекой перспективы на горизонте, без широких далей и просторов, у меня возникло ощущение, будто я попал в ловушку, откуда нет выхода, и мне сразу вспомнилась душная, тесная камера в новосибирской тюрьме, в которой я прожил девять месяцев.

Но когда, взобравшись на вершину крутого берега, я увидел беспредельную тайгу, очень полого поднимавшуюся и простиравшуюся до самого горизонта, это впечатление быстро рассеялось.

Через весь поселок параллельно берегу по склону проходила широкая улица, на которой еще попадались невыкорчеванные пни когда-то могучих деревьев. Лет тридцать тому назад на этом месте была дремучая тайга, и лишь постройка верфи нарушила покой и величие не тронутых цивилизацией мест. Улица была немощеной, и проезжую ее часть покрывал слой глубокого, сыпучего песка, для тротуаров были использованы доски.

В центре улицы возвышалось большое двухэтажное, квадратное в плане здание, сложенное из толстых длинных бревен. Словно небоскреб, возвышалось оно над низенькими домишками. Над входной дверью была надпись: «Клуб рабочих Предивнинской судоверфи».

Мы зашли в здание. Первой, кто нам встретилась, была уборщица тетя Паша. Она сказала, что заведующая клубом Аделаида Алексеевна Лютикова ушла в кабинет мужа, начальника судоверфи, и что мы сможем там ее застать.

Дом правления судоверфи находился рядом, и вскоре мы были в указанном месте. Вошли. За столом сидят Лютиковы и о чем-то беседуют.

— Вы ко мне? — спросил мужчина плотного телосложения в морской форме.

— Мы приехали из Большой Мурты узнать, не найдется ли для меня место в вашем рабочем клубе.

— По этому вопросу обращайтесь вот к Аделаиде Алексеевне, — ответил начальник, указывая на жену.

Лютикова была блондинка с правильными чертами лица, лет тридцати пяти, женщина, на первый взгляд, без претензий и чванства. Она подробно расспросила у меня, кто я, где работал раньше, какое отношение имею к искусству, откуда прибыл, а потом сказала:

— Нам нужен художественный руководитель клуба. Многие претендовали на это место, но мы им отказывали, так как эти люди не имели ничего общего с искусством. Некоторые сами отказывались, узнав о низкой зарплате. Кстати, чем вы докажете, что имеете опыт работы в этой области?

— Никаких документов на этот счет у меня нет, но косвенными свидетельствами я располагаю. Вот, пожалуйста, справка.

И я вручил ей ходатайство начальника КВЧ Баимского отделения перед управлением Сиблага о выдаче мне пособия за добросовестную многолетнюю работу в художественной самодеятельности.

— Вижу, что вы не жулик, не самозванец. Но не обижайтесь — сразу зачислить вас на должность художественного руководителя мы не сможем. После многих неудач, постигших нас при приеме случайных людей, мы решили подвергать месячному испытанию любого кандидата и лишь затем его утвердить или же отказать ему. Вы согласны с таким условием?

— Можно подумать, что речь идет о страшно важной должности, оплачиваемой чуть ли не персональной ставкой. Разрешите узнать, что это за спецставка? — не без иронии спросил я.

— Триста рублей! (тридцать по новому, то есть на время написания воспоминаний, курсу) — отчеканила Аделаида Алексеевна.

— М… да!

Наступило молчание. Не только я, но и работодатели понимали, что подобный ответ звучит, как насмешка.

Первым прервал молчание Юра.

— Наверно, уборщица получает больше, — сказал он. — Да разве смогут мои родители просуществовать на такие жалкие гроши?

В разговор вмешался муж Лютиковой:

— К сожалению, больше платить не можем. На клубную работу управление речного транспорта отпускает ничтожные бюджетные ассигнования, и, чтобы уложиться в них, мы не можем оплачивать художественного руководителя больше, чем в размере половины его полной ставки, что и составляет триста рублей в месяц. Надо оплачивать еще и завклубом, и уборщицу, добавьте к этому прочие материальные расходы, например, реквизит для драмкружка, приобретение музыкальных инструментов и прочее. Мы еле-еле укладываемся в бюджет.

— А разве спектакли у вас бесплатные? — перебил я его. — Ведь вы же должны каким-то образом покрывать расходы на клубную работу.

— Платные, — ответила завклубом. — Но наш поселок небольшой, и достаточно поставить спектакль один раз, чтобы большинство рабочих на нем побывало. На второй показ зрителей не наберется. Поэтому поступления в кассу еле-еле покрывают наши расходы. Да и цены на билеты мы не можем назначать высокие, так как заработки рабочих невелики.

— А кино?

— Им ведает другое ведомство, и прибыли от него мы не получаем.

Не соглашаясь пока на предложенную ставку, я поинтересовался, какими культурными силами располагает клуб, каковы бытовые и жилищные условия в поселке. Выяснилось, что в кружках художественной самодеятельности принимают участие учителя местной десятилетки, работники больницы, детских яслей, управления судоверфи, любители из рабочих.