Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

Сконфуженные и смущенные, пожарники повернули лошадей обратно. Они возвращались шагом сквозь шеренги заключенных, хохотавших и злорадствовавших.

— Эх, вы! Лезете тушить пожар на небе. Хотели на телегах туда добраться? А ты, начальничек, тоже хорош. Взбаламутил ребят и совсем их оконфузил. Тебе бы не пожаркой руководить, а г… возить. Там ты был бы на месте.

Долго еще глумились зеки над Барановым. Его не любили. Ежедневно он обходил бараки, следя за соблюдением правил противопожарной безопасности. В этом, конечно, не было ничего предосудительного. Но Баранов явно злоупотреблял своей властью: когда в бараке зажигали плиту для отопления или подваривания зеками себе пищи, этот самодур заливал огонь в печке. Так, видите ли, безопаснее, а еще лучше было бы совсем развалить печь. Вот и злорадствовали зеки, когда Баранов попал впросак.

Бури, достигающие колоссальной силы — еще одна характерная особенность климата тех мест. Западно-Сибирская низменность на огромной территории лишена тайги. Северная ее часть изобилует множеством болот, озер, рек. Южная (в районе железнодорожной магистрали) — это лесостепная полоса с преобладанием степи над небольшими рощами. Не встречая на своем пути никаких преград, ветер достигает огромной силы. На десятки и сотни километров он переносит снег, сдувая его с одних мест и нагромождая в других — возле заборов, деревьев, кустов, домов. Связь между селами прерывается надолго.

Частые и сильные метели в Западной Сибири ставят перед строителями специфические задачи, невыполнение которых грозит многими неприятностями.

Помню, например, такой случай. На одном сахарном заводе инженеры построили бурачную такого же типа, как на Украине. И вот однажды после сильной снежной бури, свирепствовавшей две недели, специалисты заглянули в бурачную и ахнули: от пола до потолка она оказалась забитой снегом. Его потом вывозили чуть ли не три недели. Выяснилось, что десятки тонн снега, нагнетаемого ветром, проникали в бурачную сквозь ничтожные щели в стенах. Один только этот факт дает достаточно яркое представление о колоссальной силе ветра в Западной Сибири.

Как-то всю ночь бушевала снежная буря. Мы спали крепким сном, убаюкиваемые сильными порывами ветра и его завыванием. Накануне вечером хорошо натопили печку, и в бараке было тепло. К утру метель прекратилась. Мы выглянули в окно и замерли от изумления: исчез забор с проволочными заграждениями и вышками, на которых круглые сутки дежурили вертухаи. Глядим в окна и глазам не верим — весь лагерный поселок с бараками, службами и постройками стоит в открытом поле, словно Баим уже не лагерь, отделенный от мира забором, не крепость, в которой содержатся заключенные, а обыкновенный рабочий поселок, которых много в Сибири. Стоит только выйти из барака, и иди на все четыре стороны. Вот так чудеса! Годами мечтали о свободе, а она тут рядом — рукой подать. «Кремль» с его деревянным забором, проволочными заграждениями, вышками с бойницами пал под напором стихии и лежал ниц, поверженный в прах.

Боже! Какая поднялась кутерьма среди стражи и начальства! Что, если лагерь разбежится во все стороны? Но куда пойдет в лютый мороз, в худой одежонке, по глубокому снегу слабый, больной доходяга, и не только он, но даже заключенные покрепче? Все окрестные села и деревни кишат шпионами и агентами НКВД. Не успеешь пройти несколько километров, как первый встречный «патриот» за тридцать сребреников тебя сцапает и продаст органам НКВД. А впрочем, может быть, и найдется небольшая группа смельчаков, которая отважится на побег, воспользовавшись ситуацией, а тогда отвечай за них головой.

И вот срочно полетели звонки в управление Сиблага с требованием немедленной присылки дополнительной охраны для лагеря. Оттуда отвечают: «Конвойными резервами не располагаем, мобилизуйте служащих, способных носить оружие».

Поднялся аврал. Мобилизованы были даже расконвоированные заключенные. Раздобыли для всех теплые шубы, валенки, ручные автоматы, винтовки. Охрану расставили по всему периметру лагеря. И днем и ночью с оружием в руках стояли они, зорко охраняя свой участок. Тут снова поднялась метель. Ветер воет, пурга метет, не видно ни зги. Новоиспеченная охрана бегает на своих участках, напряженно всматриваясь в снежный туман, застилающий глаза.

В это же время, несмотря на пургу, срочно мобилизованная бригада плотников в спешном порядке ставит новые столбы, заборы, протягивает колючую проволоку, воздвигает вышки.

Больше недели ушло на восстановление «кремля». Наконец аврал закончен. Штатные вольнонаемные вернулись к исполнению своих обязанностей. Вертухаи полезли на вышки. Сторожевые собаки снова забегали вдоль проволоки, звеня нанизанными на нее кольцами. Лагерная жизнь вошла в свою колею.

За девять лет моего пребывания в Баиме бури трижды валили заборы.

Август 1945 года. После разгрома Германии наши войска, переброшенные с запада на восток, наносят мощные удары по японской армии в Маньчжурии. Япония — накануне капитуляции.

Все дороги в восточном направлении, все поезда забиты военными. В это время наш Юра находился в Будапеште. После четырех лет пребывания в армии он получил первый отпуск и решил его использовать для поездки в Сибирь на свидание с нами, родителями. Дорога оказалась невероятно трудной, мучительной. Поездка за пять тысяч километров осложнялась для Юры и тем, что он вез для нас полный чемодан вещей. Мы ему писали, что в одежде не нуждаемся, кое — какое обмундирование получаем в лагере. Но Юра считал своим сыновним долгом нас приодеть.

По дороге он задержался на один день в Киеве. И вот однажды меня вызывает дневальный и говорит:

— Товарищ Ильяшук! Немедленно идите в комендатуру — сын приехал!

Для меня это было полной неожиданностью, так как Юра ничего не писал о предстоящем приезде. От волнения у меня задрожали руки и ноги, закружилась голова. Не помня себя от радости, бегу в больницу к Оксане и ошарашиваю ее новостью:

— Быстро собирайся в комендатуру — Юра приехал!

В первые секунды она растерялась и не могла вымолвить ни слова, словно ее хватил удар. Потом всплеснула руками и заметалась, не зная, что делать — то ли немедленно бежать в комендатуру, то ли переодеться сначала и привести себя в порядок. Лицо зарделось румянцем, сердце затрепетало от радости и волнения.

— Боже! Неужели я увижу Юру? Какое счастье! Что же мне надеть?

— Не надо переодеваться. Идем скорее! — в нетерпении подгоняю ее.

Все же Оксана сбросила с себя халат, отыскала свое единственное приличное платьице, надела его, привела в порядок волосы, и мы побежали.