Леонид Млечин - Нож в спину. История предательства

Секретари фюрера находились в комнате, отделенной от большого зала лишь портьерой. Они услышали громкий спор. Затаив дыхание подошли поближе. Гамсун был очень взволнован. Плача просил отозвать из Норвегии главу немецкой оккупационной администрации имперского комиссара Йозефа Тербовена. Может, оттого, что Гамсун был тугоухим или Гитлер не терпел возражений, но все услышали, как Гитлер закричал:

— Успокойтесь, в этом вы ничего не понимаете!

Больше всех был огорчен Геббельс. Ему-то приятно было видеть Кнута Гамсуна в своем кабинете.

Только со стороны могло показаться, что высокопоставленный чиновник принимает посетителя. На самом деле это была встреча двух мастеров слова. Старший всемирно признан. Младший — своего рода литературный изгой, с презрением отвергнутый литературной критикой.

Правда, последние десять лет печаталось все, что выходило из-под его пера. Но червь сомнения отравлял счастье: не министерский ли его пост — причина внимания издателей всей страны? Он-то нисколько не сомневался в своих литературных дарованиях, но жаждал их подтверждения — и не от собственных столоначальников или им же возвеличенных соловьев партии. Он жаждал чистого признания со стороны равных ему по дарованию. И этот день настал.

В мае 1943 года лауреат Нобелевской премии по литературе норвежец Кнут Гамсун выразил восхищение литературным творчеством своего молодого собеседника — имперского министра Йозефа Геббельса. Восьмидесятичетырехлетний норвежец даже прослезился. Министр-писатель понял, что может верить в искренность патриарха мировой литературы.

Кнут Гамсун преподнес имперскому министру драгоценный подарок — нобелевскую медаль, присужденную ему в 1920 году за его романы «Виктория», «Пан», «Голод», «Соки земли». Литературная слава Гамсуна была огромной. На родине о нем говорили как о «Гомере наших дней». Максим Горький называл написанное им «священным писанием». Томас Манн говорил о свойственном ему сочетании «необыкновенной утонченности с эпической простотой».

Гамсун согласился приехать в Вену для участия в конгрессе нацистских журналистов. Геббельс понял, что тоже должен сделать что-то для собрата по перу. Высшая награда литературного мира уже была присуждена Гамсуну. Геббельс решил преподнести ему высшую награду политического мира — выхлопотать аудиенцию у фюрера.

Выступать на конгрессе в Вене престарелому писателю было тяжеловато. Его заранее написанную речь зачитали. Вот что лауреат Нобелевской премии считал нужным поведать журналистам из оккупированных или союзных нацистской Германии стран:

— Англия хотела войны, и Гитлер обнажил меч. Он, крестоносец и реформатор, желал создать новую эпоху и новую жизнь для всех стран, прочное международное единство на благо каждой страны. Вот чего он хотел. И труды его не пропали даром, народы и нации поддержали его, стали с ним плечом к плечу, народы и нации решили бороться вместе с ним и победить. Он держится, Адольф Гитлер, этот выдающийся человек, который потихоньку-полегоньку поставил весь мир на ребро и теперь переворачивает его на другой бок! Он справится! С ним рядом его великий итальянский соратник, с ним главные континентальные державы Европы. Сообща они справятся — и войне придет конец! Но я совершенно убежден: недостаточно победить большевиков и янки, необходимо одолеть Англию, иначе миру на земле не бывать. Англию на колени!..

В Вену за Гамсуном прислали четырехмоторный «фокке-вульф», обслуживавший фюрера. 26 июня 1943 года на аэродроме Гамсуна ожидал личный «мерседес» Гитлера. Писателя доставили в горную резиденцию фюрера на горе Оберзальцберг под Берхтесгаденом.

Фюрер был сама любезность. Подали чай, и Гитлер снисходительно сказал писателю:

— Я чувствую себя если не полностью, то очень сильно обязанным вам, потому что моя жизнь в известном смысле так похожа на вашу.

Кнут Гамсун, сын портного, ученик сапожника, голодный бродяга, уехавший на заработки в Америку и добившийся мировой славы, и в самом деле вызвал симпатию у склонного к сентиментальности диктатора, который часто вспоминал о своей неприкаянной юности.

Гитлер настроился на приятный лад. Ему хотелось отвлечься от войны, поговорить о литературе. Но беседа приняла неожиданный оборот. Кнут Гамсун начал жаловаться на руководителя немецкой оккупационной администрации в Норвегии имперского комиссара, обергруппенфюрера СА Йозефа Тербовена.

Тербовен вступил в партию в 1923 году и был известен безоговорочной преданностью фюреру. После захвата Норвегии вермахтом был отправлен туда наместником, ввел чрезвычайное положение и приказывал расстреливать за малейшую провинность. Даже военное командование не одобряло его методов.

Глухой и потому говоривший очень громко Кнут Гамсун вновь и вновь повторял:

— Методы имперского комиссара не годятся для нас. Пруссачество для нас неприемлемо. И потом, эти казни — мы больше не хотим никаких казней!

В беседе участвовали статс-секретарь министерства народного образования и пропаганды обергруппенфюрер СС Отто Дитрих, а также переводчики — немец Эрнст Цюхнер и соотечественник писателя Эгиль Холмбуэ, начальник отдела в норвежском министерстве внутренних дел. Сначала переводил Цюхнер, но Гамсун настоял на том, чтобы его слова излагал фюреру норвежец, лучше понимавший классика.

После войны Отто Дитрих, отсидев пять лет, издал воспоминания «Двенадцать лет с Гитлером». Он писал, что ему никогда больше не приходилось видеть, чтобы кто-то отважился перебивать Гитлера, как это делал старик Гамсун. Переводчик Холмбуэ даже не решался переводить все, что произносил писатель.

К удивлению присутствующих, Гитлер не желал ссориться с лауреатом Нобелевской премии и поначалу отвечал достаточно спокойно:

— Вы должны понять жестокость Тербовена. Власть вынуждена силой прокладывать себе дорогу. Ей приходится мириться с тем, что она может и не вызывать симпатий.

Гитлер заговорил о схожей ситуации на Украине. Но Гамсуна далекая и неизвестная ему Украина не интересовала.

— Тербовен не хочет существования самостоятельной Норвегии, — продолжал писатель. — Он желает превратить нашу страну в протекторат… Будет ли он когда-нибудь заменен?

Отто Дитрих напишет потом, что он просто не верил своим ушам, когда Гитлер практически сдался и признал:

— Имперский комиссар — человек войны. Перед ним в Норвегии поставлены исключительно военно-политические задачи. Когда закончится война, вернется в Эссен, где он был гауляйтером.

У Гамсуна слезы текли по щекам.

— Мы не против оккупации, — повторял он, — но этот человек разрушит в Норвегии больше, чем вы сможете создать.