Татьяна Варнек - Доброволицы

Но в этот критический момент нас увидел какой-то офицер и сказал, что в нашем составе находятся пленные красноармейцы. Он сейчас же их привел к нам. Это были совсем молодые ребята, недавно мобилизованные. Мы страшно обрадовались и стали их расставлять у носилок, но пленные неохотно нас слушались и стали разбегаться. Все же после долгих усилий мы двинулись. Но не прошли и нескольких шагов, как пленные, один за другим, стали оставлять носилки и убегать. Надо сказать, что они были почти раздеты, и руки их коченели. Будь они тепло одеты, они бы не так убегали. Но мы этого не могли допустить: успеть на поезд надо было во что бы то ни стало.

Мы буквально пришли в отчаяние: криками, пинками заставляли их снова идти. Справа была высокая насыпь с вагонами, так что туда трудно было убежать, поэтому мы пошли гуськом, левее носилок, и следили, чтобы никто не удрал. Колобова нашла ремень, размахивала им, а иногда и стегала. Шевякова била по физиономиям, я работала кулаками. Маленькая Константинова держала кулак под своим громадным платком, подскакивала и кричала: «Застрелю!» Доктор, держа в одной руке лошадь, другой размахивал над головами найденной им сломанной шашкой и тоже что-то кричал.

Так мы стали приближаться к Донскому интендантству, которое нам накануне ничего не пожелало дать: теперь они открыли двери и стали бросать шинели, куртки, перчатки… Идущие впереди носильщики, увидев это, бросили носилки и побежали вперед за выбрасываемыми вещами. Мы ринулись тоже туда. У вагона собралась порядочная толпа людей. Они кричали, толкались и старались захватить как можно больше. Мы с разбега ворвались в толпу и стали кричать, чтобы нам дали для раненых, хватали вещи и бежали обратно, навстречу нашим пленным. Показывали шинели, куртки, перчатки, говоря: «Возьми носилки, и все получишь!» Так мы бегали взад и вперед. Дали вещи пленным, накрыли раненых и сами надели по кожаной безрукавке.

Положение было спасено, и дальше до станции Сокологорная шли уже спокойно. Когда мы туда пришли, поезд еще стоял, но был готов к отправке.

Пленные поставили носилки на перрон и ушли. Мы своими усилиями стали втискивать раненых по разным вагонам, где находили место. Остался еще один поручик, весь израненный и изрезанный: он пробыл в руках красных несколько минут. Мы искали место, куда поставить его носилки. Наконец нашли не слишком забитую площадку вагона. Поезд дал свисток! Вчетвером схватили носилки, подбежали к площадке. Паровоз уже дергал, но не мог сдвинуть длинного поезда с ледяных рельсов.

И вот в момент, когда мы сделали усилие, чтобы вставить носилки, нас с силой оттолкнул, проскочил мимо и прицепился к вагону высокий толстый полковник в новом защитном полушубке. Он загородил собой все пространство. Но тут наша изящная, воспитанная Шевякова, как кошка, прыгнула полковнику на спину. Одной рукой держалась за его меховой воротник, а другой кулаком била по голове и кричала: «Сволочь! Сволочь!» Полковник ошалел! Соскочил ли он сам, или оттянула его Шевякова, но место освободилось, и мы уже на ходу поезда всунули носилки. Их там приняли стоящие офицеры. Поезд ушел!

Куда девался полковник, не знаю. Рассказать это — долго, но все произошло в какие-нибудь две-три минуты.

Мы остались на станции. Санитаров не было: они уехали. Сестра Дроздовская решила вернуться к жениху в отряд. С ней пошла и Константинова, которая была влюблена в начальника отряда. Остался старший врач Павленко и четыре сестры: Васильева, Шевякова, Колобова и я, да еще старая прачка Роза. Нам ничего другого не оставалось, как идти в Крым пешком.

Теперь, когда раненые уехали и страшное напряжение нас покинуло, мы почувствовали голод. Вошли в пустое маленькое здание станции, но ничего там не нашли съедобного. Тогда спустились на дорогу по правой стороне полотна и пошли. Доктор привязал все наши тючки на лошадь, так что мы шли налегке. Недалеко от станции я увидела какую-то будку и в ней нашла яйцо. Оно было замерзшее, и я его грызла.

Еще когда мы несли раненых, началась сзади страшная пальба — это отстреливались наши два броневика, которые стояли через состав от отряда. Гул был невероятный. Теперь впереди нас слышался бой. Потом узнали, что около Новоалексеевки. Мы шли и не знали, отрезаны мы или броневики пробили путь в Крым. Слева недалеко трещал пулемет. Мы шли совершенно одни: ни войск, ни бегущих людей, — все уже ушли!

Наконец мы подошли к следующей станции — Юрицыно — и увидели справа конницу. Чья? Не знаем! Она идет колонной. Вдруг в нашу сторону отделяется разъезд, и скоро колонна рассыпается в лаву и идет на нас. Кто они? Наши или красные — мы не знаем. То, что мы пережили в этот момент, было ужасно! Мы остановились. Бежать? Но куда?

Пошли все же к станции и там встретились с разъездом. Это был 1-й Атаманский полк, шедший в атаку на красную конницу, которая шла на нас слева. Мы ее не заметили, занявшись своей. Мы оказались в середине между ними. В этот момент мимо станции понеслись полковые обозы. Неслись в страшной панике по дороге и прямо по полю. Нам удалось как-то вскочить на повозки. Доктор поскакал верхом. За нашей спиной казаки налетели на красных и отбили.

Опоздай мы в Юрицыно на несколько минут, мы попали бы в самую кашу. В повозке, куда я попала, два казака везли барана и пулемет. Проскакав порядочное расстояние, все поехали шагом. Шевякова и Колобова ехали вместе в пустой повозке, и я пересела к ним.

На станции Рыкова стоял санитарный поезд, и на него взяли Васильеву, больную желтухой. Мы на повозках поехали дальше. Подъезжая к Новоалексеевке, обогнали сестру Бойко, которая уехала от нас еще в Мелитополе. Она шла пешком, но сесть к нам не захотела. Дальше, подъезжая к Салькову, мы ехали по полю, усеянному трупами людей и лошадей. Говорили, что там накануне Буденный нагнал обоз.

Было очень холодно, но мы как-то не чувствовали это. Страдали от голода. У наших казаков ничего не было: они показали котел, в котором был когда-то суп с мясом. Маленькие куски примезли к стенкам. Мы все отодрали и съели. В Сальково приехали, когда было темно. Холод адовый, и только небольшое здание станции. Вокруг заночевали все обозы. Пришлось и нам ночевать в открытом поле.

Наши казаки где-то нашли дрова, разложили костер. Добыли немного хлеба и мороженого мяса. Дали и нам. На землю постелили брезент, легли все рядом и накрылись другим брезентом. Но холод был такой, что лежать мы долго не могли и сели к костру. Пошли посмотреть, можно ли устроиться в домике станции, но там было так набито, что муха бы не поместилась. Вернулись к нашим казакам и снова сели к костру. Но, несмотря на усталость, холод и голод, мы все три обратили внимание на удивительную картину: темная морозная ночь, сотни костров, повозки и молчаливые усталые люди, греющие свои руки и ноги над огнем. Тихо-тихо!