Виктор Еремин - Тайны смерти русских писателей

Для окончательного выздоровления Всеволод Михайлович уехал к отцу, где его ожидало печальное известие: в начале зимы в доме отца застрелился старший брат Виктор. Это было первое, но не последнее самоубийство в семье Михаила Георгиевича и Екатерины Степановны [274] Велел за Виктором Михайловичем покончил с собой дядя писателя, брат матери Дмитрий Степанович Акимов (1832–1879); в разное время убили себя четверо двоюродных братьев Гаршина — Федор, Митрофан, Сергей и Дмитрий; наконец, в 1895 г. застрелился второй старший брат писателя — Георгий Михайлович Гаршин. Продолжались самоубийства и в последующих поколениях этого рода. .

Всеволод Михайлович принял известие о гибели брата довольно спокойно для больного человека. 2 июля 1873 г. он написал своему приятелю по гимназии Налимову: «Благую участь избрал. Прямо в сердце, не мучился нисколько. Сегодня хочу на кладбище сходить, осмотреть его могилу (похоронили по-христиански). Теперь я обретаюсь в крайнем унынии; да это пройдет, может быть, нелегкая вывезет. А теперь скверно…» [275] Беляев Н. З. Гаршин. М.: Молодая гвардия, 1938.

По окончании гимназии Гаршин поступил в петербургский Горный институт, откуда и ушел добровольцем на Русско-турецкую войну 1877–1878 гг. Незадолго до этого, весной 1877 г., он опубликовал в журнале «Молва» свое первое произведение — «Подлинная история Н-ского земского собрания». Читатели приняли труд молодого писателя весьма благосклонно.

Когда 12 апреля 1877 г. в газетах был опубликован царский манифест о начале войны против Турции, Гаршин в тот же день подал прошение об увольнении из института.

В связи с этими событиями очень любопытны размышления биографа писателя Наума Зиновьевича Беляева (1900–1982): «Добровольный уход Гаршина на войну является одним из решающих эпизодов его биографии. Здесь наиболее остро сказалась противоречивость его психологического образа. Гаршин, остро и мучительно ненавидевший зло, содрогавшийся при виде чужих страданий, добровольно пошел в самую гущу борьбы, страданий и крови. Во имя чего?

В рассказе «Трус» главное действующее лицо перед отправлением на войну размышляет: «Ты всем существом своим протестуешь против войны, а все-таки война заставит тебя взять на плечи ружье, идти умирать и убивать. Да нет, это невозможно! Я, смирный, добродушный молодой человек, знавший до сих пор свои книги, да аудиторию, да семью и еще несколько близких людей, думавший через год-два начать иную работу, труд любви, правды, я, наконец, привыкший смотреть на мир объективно, привыкший ставить его перед собой, думавший, что всюду я понимаю в нем зло и тем самым избегаю этого зла, — я вижу все мое здание спокойствия разрушенным, а самого себя напяливающим на свои плечи то самое рубище, дыры и пятна которого я сейчас только рассматривал…»

Гаршин считал безнравственным оставаться дома, когда на поле сражения льется кровь и люди испытывают тяжелые лишения. Ему нужно было самому приобщиться к страданиям своего народа. Во имя этого хрупкий молодой человек, страстный поклонник искусства, добрый сын и молодой влюбленный, бросает все и в грубой солдатской шинели и тяжелых сапогах, в стужу и непогоду совершает в строю утомительнейшие переходы, терпеливо разделяя с солдатами их горькое житье».

4 мая 1877 г. в Кишиневе Всеволод Михайлович Гаршин был определен рядовым в 138-й пехотный Волховский полк. Главное, с чем впервые столкнулся молодой человек на войне, — это героизм народа и иждивенчество на нем военной бюрократии. Вечная беда России. Это была благодетельная школа осознания, раз и навсегда поставившая для Гаршина благословенный барьер между истиной войны и десятистепенностью ее обыденных социальных проявлений. Он мгновенно научился отделять подвиг от повседневность, величие от ничтожность, человечность от игрища в гуманизм и благодеяние — то, что есть вечная соль истории и что есть протекающая в небытие сторонняя водица пошлости обыкновения. Кстати, именно этой тяжкой душевной работы и недостает сегодня нашим современникам в XXI в.

В одном из писем с фронта Всеволод Михайлович рассказывал: «Каждый почти вечер видно зарево далеких пожаров, то турки жгут болгарские деревни. При этом режут болгар нещадно. Несчастный народ! Дорогой выкуп заплатит он за свою свободу…» Бедный Гаршин, бедные солдаты России! Они погибали тысячами, десятками тысяч, искренне уверенные, что спасали несчастных! Могли ли они подумать тогда, да и надо ли было думать о том, что буквально через двадцать лет после освобождения Болгария и Румыния станут злейшими врагами России? Что все это славянофильство и славянское единство — досужие застольные выдумки интеллигентов-романтиков. Что весь XX в. армии Балканских стран при малейшей возможности будут участвовать в истреблении мирного населения нашего Отечества и пособлять нашим врагам в тяжелейших боях на уничтожение «живой силы» российского воинства? И неправда, что это делали правительства! Это делали науськанные национальной интеллигенцией националисты, обычно составляющие костяк любой нации. Более того, следом пришло позорное для всех нас столетие, когда интеллигентствующие потомки болгар, румын, молдаван, глумясь уже над потомкам их освободителей, будут провозглашать с официальных трибун, со страниц газет и журналов, писать в учебниках для подрастающих поколений, что под турками их народам жилось гораздо лучше и свободнее, чем после прихода русских; что им не нужны были никакие освободители, поскольку они сами герои и освободились от ига собственными силами, а русские только примазались к их славе; что нет в мире народа более наглого, тупого и ленивого, чем русский народ… Кто мог подумать тогда, в XIX в., что молодые поколения балканских народов, наученные национальной интеллигенцией, будут осквернять могилы российских солдат, погибших на их земле в трех великих кровопролитных войнах? Замечательно, что освободителям не довелось всего это узнать! Однако мы, нынешние россияне, обязаны это знать, помнить и никогда не заблуждаться в будущем.

Всеволод Михайлович участвовал в единственном сражении при деревне Айясляр (11 августа 1877 г.) и был ранен. В реляции было записано, что он «примером личной храбрости увлек вперед товарищей в атаку, во время чего и был ранен в ногу». Несмотря на то что его уже навсегда отправили с передовой в тыл, в мае 1878 г. Гаршин был произведен в офицеры! После чего вышел в отставку.

Впрочем, того времени, которое он пробыл на передовой, оказалось достаточно, чтобы пробудить в молодом человеке истинный талант рассказчика. Буквально за несколько дней пребывания в госпитале Гаршиным был создан рассказ «Четыре дня», который в октябре 1877 г. напечатали в некрасовских «Отечественных записках». «История литературы знает немного случаев, когда безвестный молодой автор, опубликовав небольшой рассказ, стал бы знаменитостью. Успех «Четырех дней» был исключительный. Имя неизвестного доселе Гаршина было у всех на устах. Его портреты в солдатской шинели раскупались нарасхват. В короткий срок рассказ появился на нескольких европейских языках». Идея рассказа в концентрированном виде была сформулирована в анонимной статье, опубликованной в том же журнале: «Имело ли русское интеллигентное общество право, ввиду далеко не блестящего экономического положения своего народа, возлагать на него те великие жертвы, какие возлагают на него теперь ради дела, для него, во всяком случае, более или менее чуждого, по крайней мере, неразрывно не связанного с его собственным благополучием?» Мысль эта столь современна и насущна для нас сегодняшних, что дальнейшие рассуждения неуместны. Скажем лишь о том, что всю оставшуюся жизнь писатель сохранял ненависть к тем, кто организовал эту войну, и к тем, кто прославлял фальшивое торжество славянского единства.