Петер Энглунд - Первая мировая война в 211 эпизодах

Немецкий улан с белым флагом добирается до русского дозора. Он передает письмо, адресованное офицерам полка. С собой у него посылка. В письме содержатся учтивые приветствия, в посылке — коньяк и сигары. Литтауэр вместе с остальными сразу пишут ответное письмо, столь же учтивое, в котором приглашают немецких офицеров встретиться на ничейной земле. Затем гусар с белым флагом скачет к немцам, увозя им это письмо, а также ответный дар — водку и сигареты.

Позже, вечером, три русских и три немецких офицера-кавалериста встречаются на промерзшей ничейной земле. Один из них — Литтауэр. Русские и немцы ведут вежливую беседу. О войне не упоминают, говорят в основном о спорте, особенно о предстоящих этим летом конных состязаниях. У кого-то с собой фотоаппарат. Они фотографируются. Прежде чем разойтись, договариваются о встрече на завтра. Русские принесут закуски, немцы — коньяк.

Вечером новый командир дивизии Литтауэра узнал о том, что произошло. И запретил офицерам дальнейшее братание.

На следующий день, когда показались немцы, со стороны русских раздались предупредительные выстрелы. Встреч больше не было. Литтауэр чувствовал себя отвратительно:

Обстрел немцев (пусть и поверх голов) заставил нас почувствовать себя людьми, которые ведут себя неблагородно. Мы были огорчены и хотели бы при случае объясниться с ними.

Воскресенье, 17 января 1915 года

Рихард Штумпф драит палубу на “Гельголанде” у берегов Гельголанда

Холодное, свинцовое море. Напряженное ожидание сменяется зевотой. Они ни разу не участвовали в бою, ни разу не видели врага. Правда, во время сражения у острова Гельголанд в конце августа они слышали далекую канонаду, и только. Штумпф описывает это как “черный день” в своей жизни и жизни всего экипажа. Они почти приблизились к бою, когда на Рождество опять-таки слышали звуки британских дирижаблей. Но “Гельголанд” окутало пеленой тумана, и его нельзя было атаковать, и все же один из дирижаблей сбросил бомбы на дальний крейсер и на грузовое судно, так что где-то на борту возник пожар. С корабля Штумпфа тоже произвели выстрелы в сторону звуков, разумеется вслепую, но тем более решительно.

Дело не в том, что “Гельголанд” и другие немецкие корабли старались держаться подальше от врага. Немецкие стратеги предпочитали тщательно выбирать, с кем из превосходящего численностью британского флота можно вступить в бой. Повседневная грубая работа возлагалась на подлодки, которые должны были помешать снабжению Британских островов и, шаг за шагом, ослабить противника [61]. Внушительные морские сражения не планировались; адмиралы с обеих сторон прекрасно понимали, что в противном случае они могут проиграть войну за полдня. Отсутствие побед на море Германия компенсировала по-своему. В начале войны то там, то сям в мировом океане стали появляться легкие немецкие эскадры, иногда они принадлежали немецким колониям. И вскоре началась примечательная игра в кошки-мышки между этими неуловимыми корсарами и неповоротливым британским флотом [62]. Тогда как основной немецкий флот до сей поры довольствовался патрулированием собственных территориальных вод, чтобы защищать свою страну от вражеского десанта и совершать единичные вылазки, подобные булавочным уколам, у британского побережья в Северном море [63].

После Рождества “Гельголанд” нес патрульную службу через день, — занятие утомительное, часто означавшее бессонные ночи. Кроме того, оно было невероятно однообразным. Штумпф записывает в своем дневнике: “Не происходит ничего, достойного упоминания. Если бы я записывал свои дела ежедневно, то пришлось бы писать одно и то же”.

Этот день тоже был похож на прочие.

Сперва Штумпф вместе с другими матросами драил палубу. Потом они начищали до блеска все латунные детали. В конце последовал педантичный осмотр формы. Последнее приводит Штумпфа в ярость. Он записывает в дневнике:

Несмотря на то что мы из-за всеобщей нехватки шерсти долго не имели возможности заменить изношенные вещи, командир дивизиона [64]исследует каждую морщинку и каждое пятнышко на нашей форме. Он отвергает любую попытку объяснения, неизменно отвечая: “Плохое оправдание!” Боже, как я устал от такого поведения на флоте. Большинство это уже не волнует. Мы рады, что не все офицеры таковы.

Штумпф стискивает зубы по время “отвратительного осмотра” и желает про себя, чтобы вражеский самолет “сбросил бомбу на голову зануды командира”. Он утешает себя тем, что после обеда будет свободен.

И тут поступает приказ: “Гельголанд” должен вернуться в Вильгельмсхафен для постановки в сухой док. “Черт побери, — пишет он, — еще одно испорченное воскресенье”. Война продолжается наперекор ожиданиям Штумпфа. Вечер был потрачен на возню в шлюзах. В синих сумерках попытки двинуться дальше провалились, и они подошли к берегу на ночь.

Пятница, 22 января 1915 года

Ученик пекаря посещает Эльфриду Кур в Шнайдемюле

Уже поздно. В дверь звонят. Эльфрида открывает. На морозе, в темноте стоит ученик пекаря, в белой рабочей одежде и деревянных башмаках, покрытый мучной пылью. Он протягивает девочке закрытую корзинку. В ней лежат свежеиспеченные хлебцы, еще горячие, только что из печи. Обычно они получают свежий хлеб по утрам, а сейчас вроде вечер? Мальчик смеется: “Теперь все по-другому, фройляйн”. И рассказывает, что ввели новые государственные ограничения на использование муки и что теперь нельзя печь по ночам. Но расстраиваться здесь нечего, вот он наконец сможет спать, как все нормальные люди. И побежал дальше, крикнув ей: “Это из-за войны!”

Бабушка одобрила нововведение. Немцы едят слишком уж много хлеба. В газетах появились строгие предупреждения о запрете использовать зерно на корм скоту: “Каждый, кто скармливает зерно скоту, совершает преступление против Отечества и понесет наказание”. В хозяйственной жизни Германии возникла необходимость серьезных изменений: теперь калории следует получать не из мяса, а из исконной вегетарианской пищи. (В зерне, например, его в четыре раза больше, чем при пересчете на мясо.) Нет, не мясо, а овощи должны отныне царить на обеденном столе немцев. В этих краях две трети населения работают на земле. Но это не значит, что все живут в равных условиях. Мелкие крестьяне и сельскохозяйственные рабочие уже почувствовали на себе, что времена меняются к худшему, тогда как зажиточные крестьяне справлялись превосходно. Эльфрида слышала разговоры о том, что богатые крестьяне, несмотря на все запреты, продолжают кормить своих коров и лошадей зерном; это было заметно по упитанности скота и его лоснящейся шерсти.