Сергей Михеенков - Конев. Солдатский Маршал

И сейчас вижу поле боя под Гонготой: цепи белогвардейцев и японских солдат, атакующих нас при поддержке двух своих бронепоездов, атаку нашей кавалерии под командованием Н.А. Каландаришвили [5]. Бывший ссыльный революционер Каландаришвили был одним из руководителей партизан Восточной Сибири, создал кавалерийский отряд, который сыграл важную роль в борьбе с Колчаком. В частности, вместе с другими отрядами он преградил путь Колчаку к Иркутску. Потом отряд Каландаришвили был переброшен в Забайкалье на разгром атамана Семёнова. Вот он-то как раз и участвовал в атаке на станцию Гонгота.

Когда кавалеристы при поддержке нашего бронепоезда начали крепко нажимать на белогвардейцев, на выручку им подоспели японцы. Нужно было принимать ответственное решение — бить японцев или нет (а приказано было в бой с ними не ввязываться). Однако обстановка требовала вступить в бой с японцами, так как они перешли в наступление при поддержке двух бронепоездов. Мы японцам продвинуться не дали, отбросили их. И Гонгота была взята».

События, о которых вспоминал маршал Конев, относились к апрелю 1920 года. Народно-революционная армия Дальневосточной республики и отряды красных партизан дрались с Дальневосточной армией (забайкальские казаки генерал-лейтенанта Г.М. Семёнова и белогвардейские подразделения бывшей армии Колчака). К тому времени на фронте создалось такое положение, когда Дальневосточная армия, занимая крупные города и ключевые железнодорожные станции Чита, Карымская, Сретенск, Нерчинск, опасно разделяла Дальневосточную республику на две части. Для того чтобы пробить «читинскую пробку», войска Дальневосточной республики провели несколько операций. Та, о которой рассказывает Конев, была первой. Войска Дальневосточной армии под командованием генерал-лейтенанта Г.М. Семёнова насчитывали около 20 тысяч штыков и сабель при 496 пулемётах, 78 орудиях и двух бронепоездах. Однако половину сил Семёнов вынужден был держать на Восточном фронте в районе Сретенска и Нерчинска, так как отряды красных партизан нажимали с тыла. Западнее Читы действовали около девяти тысяч штыков и сабель при 255 пулемётах, 31 орудии и двух бронепоездах. Здесь же стояли части 5-й пехотной дивизии японцев — 5200 штыков и сабель при 18 орудиях. Войска Народно-революционной армии ДВР (главком Г.X. Эйхе, член Военного совета Н.М. Гончаров) имели около 9800 штыков и сабель при 72 пулемётах и 24 орудиях. Их поддерживал огнём бронепоезд «Грозный». 10 апреля началась атака на Читу. Эйхе направил свои войска двумя колоннами. Одна из них двинулась с севера, в обход, через Яблоневый хребет и подошла к окраинам Читы. Одновременно главные силы, которые вёл красный командир В.И. Буров, атаковала в направлении станции Гонготы. Операция была неудачной. Чита ещё до конца июля 1920 года будет оставаться за Дальневосточной армией. Но действия бронепоезда при взятии Гонготы, видимо, были успешными. Красивой и стремительной оказалась атака конников Каландаришвили. Потому и запомнилась Коневу.

Осенью войска Народно-революционной армии ДВР наконец дожали Дальневосточную армию в Забайкалье. Белые испытывали нехватку оружия и боеприпасов. В октябре 1920 года начали эвакуацию в Приморье. Там находилась их база снабжения. Бои продолжались до конца октября, в ходе которых войска ДВР и отряды красных партизан заняли станцию Даурия. Забайкалье стало частью Дальневосточной советской республики.

Именно в этот период у комиссара бронепоезда Конева вспыхнул и озарил его жизнь новым смыслом яркий роман с Анной Волошиной. Конев полюбил всем сердцем, и ему тогда казалось, что на всю жизнь.

Анна Ефимовна Волошина родилась 30 августа 1901 года в селе Торчин Каменец-Подольской губернии. Для Ивана Конева встреча с Анной была первым сильным чувством. Для Анны нет. У неё уже была семья. До революции она работала в услужении в господском доме. Там у неё случился роман с хозяином. Она родила от него дочь. Вихрь Гражданской войны всколыхнул все основы, и то, что вчера казалось незыблемым и вечным, в один миг обесценилось. Земля, недвижимость, накопленное богатство… Всё стало прахом перед валом наступавших частей красногвардейцев и партизан. Новая власть оказалась неприемлемой для тех, кто до революции имел всё. И эта часть русских людей, в своё время не ушедших вместе с отступающей Дальневосточной армией, вскоре начала покидать родину. Уезжали в основном в Харбин, в Китай.

Китайский Харбин был в то время русским городом. Он и основан был русскими в 1898 году как посад при железнодорожной станции Трансманьчжурской магистрали. Старые кварталы до сих пор носят черты архитектуры, типичные для уездных городов старорусской Сибири. Наряду с китайской в городе существовала и русская администрация. До революции в Харбине размещалась штаб-квартира Заамурского пограничного корпуса пограничной стражи Министерства финансов. В 1917 году в городе проживало более ста тысяч человек, из них 40 тысяч русских. После Октябрьской революции Харбин начал наводняться иммигрантами из Советской России, которые по разным причинам бежали от новой власти, — дворяне, чиновники, офицеры. Затем начался новый поток — белогвардейцы и казаки из разбитых частей Дальневосточной армии. В 1924 году в Харбине проживало уже около ста тысяч русских. Впоследствии многие из них уехали в Европу или Америку.

Кем был тот, кто стал первым мужем Анны Волошиной, неизвестно. Может, чиновник. Может, офицер. Может, из купеческого сословия. Из семейных преданий известно только, что, уезжая в Харбин, он умолял Анну, которую страстно любил, ехать с ним. Но сердце её, как писали в старых романах, уже принадлежало другому. Избранником её стал комиссар бронепоезда «Грозный». Ехать за границу Анна отказалась. Не остановило её и то, что муж забирал с собой их дочь Варвару. Впоследствии Анна Ефимовна пыталась разыскать свою дочь, но поиски результата не дали. Ходили слухи, что отец увёз Варвару в Америку.

В книге «Маршал Конев — мой отец» Наталия Ивановна Конева пишет: «Никто не знает подробностей этой любовной истории, известно лишь, что Анна заслушивалась пылкими речами молодого комиссара, высокого, русоволосого, с яркими голубыми глазами. Вокруг него всегда люди, он умеет их выслушать и готов оказать помощь. Анне он кажется очень образованным, начитанным. Не осталась незамеченной и его физическая сила: на воскресниках легко таскает тяжести, видно, привык это делать в родном краю, где и крестьянствовал, и сплавлял лес, и работал в Архангельском порту. Романтический герой, да и только. Впоследствии она как-то сказала: “Он — мой Вронский”. <���…> В 1921 году отец заболел тифом, болел очень тяжело, целый месяц провалялся в госпитале, ну а Анна выхаживала его, отпаивала клюквенным морсом, приносила домашнюю еду — и выходила, спасла. Он был ей страшно благодарен и решил, что, когда поправится, будет просить её стать его женой. Анна была привлекательной девушкой — энергичной, обаятельной».