Владимир Аллилуев - Сталин – Аллилуевы. Хроника одной семьи

Одним из первых дел, которым занялся отец, был дикий случай — расстрел без суда и следствия бакинского рабочего Р. Султанова. Он выехал на место и вот что выяснил. В ночь с 30 июня на 1 июля 1927 года С.Н. Горобченко, заместитель начальника ГПУ Азербайджана, с компанией из четырех начальников этого управления зашли в пивную ЦРК и приняли изрядную дозу водки и пива. Выйдя из пивной, столкнулись с группой рабочих, затеяли с ними драку, во время которой Горобченко получил удар бутылкой по голове. Ударившего схватили, им оказался рабочий Рагим Султанов, и доставили в ГПУ, там его зверски избили, и он был даже не в состоянии заполнить анкету задержанного, взяли у него подпись на чистом листе бумаги, которую потом использовали для фальсификации дела. Тогда же ночью Я.М. Мороз, один из начальников отдела ГПУ, принимавший участие в этом ночном приключении, предложил Горобченко дерзкого парня расстрелять. Якобы из кабинета Горобченко он сам звонил секретарю ЦК партии Азербайджана Агавердиеву и согласовал это с ним, заявив, что совершено бандитское нападение на сотрудников ГПУ. 1 июля в присутствии тех же четырех лиц Р. Султанов был расстрелян.

20 февраля 1929 года дело о бессудном расстреле рассматривалось на заседании Президиума ЗККК ВКП(б) [4] ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ф. 17, оп. 23, ед. хр. 30. ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ф. 85, оп. 27, ед. хр. 437. , было отмечено, что дознание С.Ф. Реденс провел объективно и принципиально, а Горобченко и Мороз скрыли истинную картину и ввели ряд руководящих работников в заблуждение (Агавердиев, кстати, категорически отрицал, что Мороз согласовывал с ним по телефону меру наказания). Однако руководители Азербайджанской КП(б) заняли иную позицию и стали рьяно защищать честь мундира. Реденса вызвали для объяснения в Москву к Е.М. Ярославскому.

2 июля 1929 года отец пишет письмо Г. К. Орджоникидзе: "Дорогой т. Серго! У меня нет слов, чтобы выразить Вам благодарность за Ваше письмо, в нем я получил моральную опору, что я делаю партийное дело, и теперь мне не страшно, если на меня станут вешать собак, как это делали до сих пор." Прошу читателя обратить внимание на эти слова.

Поскольку Серго был до 1926 года секретарем ЗКК ВКП(б) и многие кадры хорошо знал, Реденс откровенно делится с ним своими впечатлениями и оценками положения дел в Закавказье. Он отмечает, в частности, что мнение Орджоникидзе относительно М. Плешакова (член Президиума и секретарь ЦК КП(б) Азербайджана) и П. Довлатова (редактор азербайджанской газеты "Коммунист" на армянском языке) полностью подтвердилось: "Эти люди потеряли партийное лицо, действовали как простые заправские обыватели, забыв о том, какие обязанности возложила на них партия".

В этом же письме Реденс сообщает Серго убийственные факты. На допросе Я.М. Мороз (мы о нем писали выше в связи с самосудом) показал, что Н. Ризаев, председатель ГПУ Азербайджана, уезжая в отпуск, поручил своему шурину задушить жену, с которой он прожил десять лет. Тот попытался это сделать, но был неловок, жене удалось вырваться, выскочить на балкон, она подняла крик, и сбежавшиеся люди спасли ее от гибели.

Мороз сообщил об этом Л.И. Мирзояну, первому секретарю Компартии Азербайджана, и Г.М. Мусабекову, но те решили скандал замять и выдали этой женщине 4500 рублей: 2500 Мусабеков извлек из фонда Совнаркома, 2000 — из фонда ГПУ Азербайджана, потом ее отправили в Ленинград, дав в провожатые сотрудника ГПУ.

Само ГПУ погрязло в махинациях. Получив какие-то лицензии от Наркомпродторга, оно покупает за границей дефицитные товары, а затем перепродает их через спекулянтов. Государственные деньги расходуются совершенно бесконтрольно и самым безобразным образом. Сам Ризаев, например, получил от ГПУ за год и пять месяцев 7000 рублей, помимо основного жалованья в ГПУ, получал его еще в двух учреждениях (знакомая картина по нынешним временам!).

"Я решил, — пишет отец, — 5 июня на Президиуме краевого Комитета поставить вопрос о снятии Ризаева и назначении следствия по всем делам.

Бакинские дела производят на меня угнетающее впечатление. Если мне не дадут права крепко взять в руки аппарат АзГПУ и привести его в тот вид, какой он должен иметь, а такие тенденции — "сами справимся" — у некоторых товарищей есть, то говорю вам прямо, что товарищи бакинцы сделать этого сами не сумеют".

Отец настаивает в письме на необходимости присылки специальной комиссии ЦКК ВКП(б), сожалеет о том, что пока не может сказать, что в бакинских материалах правда, а что — ложь, и делает вывод о том, что аппарат ГПУ Азербайджана полностью разложен и что в других отраслях, по-видимому, также не все благополучно.

Заканчивается письмо так:

"Если бы я знал, что в этом прекрасном крае сложится такая дикая обстановка, я бы ни за какие блага сюда не приехал". [5] ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ф. 85, оп. 27, ед. хр. 437.

6-7 июня 1929 года состоялось расширенное заседание Президиума ЗКК ВКП(б), которое охарактеризовало отношение партруководства Азербайджана к делу о самосуде как грубую политическую ошибку, усугубившуюся тем, что после постановки этого вопроса ЗакГПУ (1929 год) оно заняло неверную линию защиты Мороза, Горобченко и других виновных.

"Дело АзГПУ, — констатировал Президиум, — есть не только разложение отдельной небольшой клеточки парторганизации, но подлинный гнойник в важнейшем и ответственном органе нашего советского аппарата, свидетельствующий с несомненностью о нечутком и невнимательном отношении партийного руководства Азербайджана к этому органу революции".

Указанная выше ошибка Президиума ЦК и ЦКК заключается и в том, что, чрезмерно доверившись руководителям АзГПУ и дав им возможность систематически вводить себя в заблуждение, они тем самым были парализованы в принятии своевременных и решительных мер к оздоровлению АзГПУ, которое, как выяснило следствие, оказалось совершенно разложившимся органом (составление подложных документов, торговая деятельность, раздача денег и т. д.).

То обстоятельство, что в таком пролетарском центре, как Баку, возможно было совершение такого преступления в органах ГПУ, которое оставалось "безнаказанным в течение почти двух лет и, что особенно важно, ни один из рабочих членов партии не поднял вопроса об этом, — говорит о несомненных недостатках в деле развертывания самокритики". [6] ЦПАИМЛ при ЦК КПСС, ф.17, оп. 23, ед. хр. 24.

Президиум предложил принять ряд мер для оздоровления обстановки. Однако партруководство республики выводов серьезных не извлекает, амбиции свои только внешне камуфлирует и меняет лишь рисунок тактики. Л.И. Мирзоян опросом проводит 15 июня 1929 года решение Объединенного Президиума ЦК и Бакинского АзКП(б), которое вроде бы одобряет и принимает к руководству постановление ЗККК, но подчеркивает, что этот документ находится лишь в русле выводов, своевременно сделанных самой парторганизацией. А эти выводы, по существу, спускают все на тормозах: никто не осужден, никто не наказан сурово (Ризаев сам по собственному желанию уходит с поста, и ему предоставляют двухмесячный отпуск) [7] Там же, оп. 1, ед. хр. 31, 33, 34. , анализа положения дел в ГПУ нет никакого, выводов по работе в целом парторганизации не дается. Зато трескотни и тарабарщины по поводу "беспощадной борьбы с рядом болезненных явлений" [8] Там же, 011. 34, пр. № 17 , "о встречной волне творческой самокритики снизу" более чем достаточно. Среди выводов было постановление ЦК АКП(б) (от 16 марта 1929 года) о Реденсе. Что это за постановление, мне выяснить не удалось.