Владимир Аллилуев - Сталин – Аллилуевы. Хроника одной семьи

А пока плод созревал, в стране происходили интересные события. 27 марта 1953 года, по представлению Берия, издается Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии, в соответствии с которым из двух с половиной миллионов заключенных было освобождено один миллион двести тысяч человек, в основном уголовников-рецидивистов. Берия спровоцировал этим новую волну преступности, захлестнувшую страну. Чтобы справиться с этим бедствием, пришлось затратить огромные усилия.

4 апреля было прекращено "дело врачей". Дело было сделано, и дальнейшее пребывание медиков под стражей могло приобрести нежелательный оборот, тем более, что это "дело" можно было удачно со временем столкнуть на Сталина. Так что выгода от состряпанного "заговора врачей" использована на полную катушку.

Через два дня, 6 апреля, были публично сняты все обвинения с художественного руководителя Еврейского театра С. Михоэлса, погибшего при странных обстоятельствах в 1948 году. 10 апреля прекращено "мингрельское дело", 17 апреля — дело маршала артиллерии Н.Д. Яковлева и других артиллеристов, затем были реабилитированы и освобождены из-под стражи нарком авиапромышленности А.И. Шахурин и командующий ВВС А.А. Новиков.

А вот моя мать и Евгения Александровна, как я уже упоминал выше, продолжали сидеть.

Между тем "час X" наступил, и Берия был арестован. Большую помощь в этой операции оказал И.С. Хрущеву Г.К. Жуков. В стране это событие было встречено с облегчением. Акция по аресту прошла сравнительно легко и гладко, что лишний раз свидетельствовало о том, что партия сохраняла контроль над КГБ и МВД.

В нашей семье известие об аресте Берия было встречено с ликованием, мы с нетерпением ждали освобождения мамы и тети Жени, в невиновности которых мы никогда не сомневались и знали, чьих рук это было дело. Но время шло, а они продолжали сидеть. Летом закончился срок ссылки у Киры, она вернулась в Москву, но ей было отказано в прописке.

Практически сразу после ареста Берия была освобождена жена В.М. Молотова — П.С. Жемчужина. Заметим, что произошло это не раньше, а именно после ареста Берия. Освободили жену Р.П. Хмельницкого — Веру Ивановну, вышел из владимирской тюрьмы Г.А. Угер. Эти люди проходили по одному делу с тетей Женей. Никто не освобождал и Василия, арестованного при Берия 28 апреля

1953 года. На него тогда навесили кучу обвинений, и какие-то, очевидно, были небезосновательными. Но я уверен, главное было в другом.

Уже во время похорон отца Василий публично бросил обвинения Берия и другим членам Политбюро, что они приложили руку к смерти Сталина.

В марте 1954 года мы поняли, что ждать дальше не имеет смысла, и написали письмо. Решили, что направить его следует на имя В.М. Молотова. Мы просили Вячеслава Михайловича разобраться с делом А.С. Аллилуевой и Евгении Александровны. В своем выборе мы не ошиблись.

2 апреля 1954 года из МГБ позвонили Кире и попросили ее приехать за тетей Женей и нашей мамой. Кира даже не поверила этому сообщению, решив, что кто-то, не насытившись первоапрельскими розыгрышами, продолжил их и на следующий день. Но в телефонной трубке категорически отрицали такую возможность и сообщили, что за ней высылается машина.

В тот момент я принимал ванну. Ко мне вдруг внезапно просунул голову Леонид и крикнул: "Скорей вылезай! Сейчас будем встречать наших мамочек!". Я пулей выскочил из воды.

За эти шесть лет, что отсутствовали мама и тетя Женя, в нашей семье произошло немало изменений. Когда арестовывали маму, я был самым маленьким, а в 1954 году мне уже было девятнадцать лет и ростом я обогнал всех братьев. В конце 1952 года Саша женился на сокурснице Галине Степановне Даниловой, и в 1953 году у них родилась дочка Женя. (Брак этот оказался недолгим.) В 1953 году женился и Леонид, тоже на своей сокурснице — Галине Ивановне Головкиной, живут они вместе уже больше сорока лет.

Не застала в живых тетя Женя свою мать, М.Д. Земляницину.

Первыми словами, которыми наши мамы встретили Киру, были: "А все-таки наш родственник выпустил нас!" О смерти И.В. Сталина они даже и не слышали.

Вид у них был ужасный, особенно у мамы — худая, в лохмотьях, она все время шарила глазами по комнате, будто кого искала, и наконец спросила: "А где же Володя?". У меня похолодело что-то в груди — я же стоял прямо перед нею.

Вскоре к нам пришла Светлана. Мы вновь собрались все вместе, заново привыкая друг к другу. Не было, правда, Василия.

Моя мама, Евгения Александровна были полностью реабилитированы. Реабилитирован был и муж тети Жени, Николай Владимирович, но она не захотела с ним жить дальше, и они расстались. Нам вернули третью нашу комнату, прикрепили к кремлевской поликлинике, столовой, маме вернули ее пенсию, восстановили в Союзе писателей. Но вот здоровья вернуть никто ей уже не мог. Она вернулась совсем другим человеком, с тяжело подорванным здоровьем.

Мама прошла несколько тюрем, как и тетя Женя, она сидела во внутренней тюрьме на Лубянке, в Лефортовской тюрьме, во Владимире, потом снова в московской тюрьме на Бутырках.

У меня не было желания изучать дело матери, потому что вернулась она психически больным человеком. Мы полагали, что она заболела вскоре после ареста, не выдержав несправедливых обвинений, унижений и тягот тюремной жизни.

Эта точка зрения нашла отражение и в книге Светланы: "Вернулась она весной 1954 года, проведя несколько лет в одиночке, а большую часть времени пробыв в тюремной больнице. Сказалась дурная наследственность со стороны бабушкиных сестер: склонность к шизофрении. Анна Сергеевна не выдержала всех испытаний, посланных ей судьбой.

Когда она возвратилась домой, состояние ее было ужасным. Я ее видела в первый день — она сидела в комнате, не узнавая своих уже взрослых сыновей, безразличная ко всему: что умер мой отец, что скончалась бабушка, что больше не существует нашего заклятого врага Берия. Она только безучастно качала головой".

Мне казалось, что я уже все знаю: и эти пошлые обвинения, и тех, кто оклеветал мою маму. Стоит ли терзать душу и читать эти пухлые тома дела?.. Я был свидетелем, как мама разговаривала с редактором ее книги Н.И. Бам, которая пришла к нам домой со своими объяснениями. Нина Игнатьевна просила прощения у матери, много сделавшей для нее. Она говорила, что писала на мать по требованию следователей, и при этом ругала на чем свет стоит Сталина, хотя ее никто не арестовывал и в тюрьме не держал.

Мама все это выслушала и сказала:

— Нина Игнатьевна! Кто на кого должен обижаться? Вы на Сталина за то, что, находясь на свободе, писали на меня всякую гадость, или Сталин на вас за то, что на основании ваших доносов санкционировал мой арест?

На этом неприятная тема была закрыта, и больше к ней они не возвращались.