Виктория Колобова - Григорий Явлинский

Страна горячо приветствовала и создание СНГ и утверждение в Кремле Ельцина. В Алма-Атинской декларации, принятой 21 декабря 1991 года, все государства Содружества подтвердили, что они гарантируют выполнение международных обязательств, вытекающих для них из договоров и соглашений бывшего Союза ССР. Однако документы СНГ уже не отличались тщательной проработкой. Не были определены компетенции, состав комиссий, которые должны координировать деятельность республик. Было непонятно, как будут проходить границы и кто отвечает за их безопасность, противоречивыми остались военные связи. Все участники хоть и были заинтересованы в создании единого экономического пространства, так и не определили, что под этим конкретно имеется в виду. Кто-то воспринимал СНГ как временное новообразование, необходимое в условиях переходного периода, кто-то говорил о постоянном государственном образовании.

Дальнейшее развитие России и стран СНГ шло под знаком «де»: демилитаризация, денационализация, деколлективизация, деиндустриализация… Пожалуй, единственное, что не имело этой приставки — монополии, они, наоборот, получили благоприятную почву для роста. Авторитет Б. Ельцина был по-прежнему высок.

Понадобился не один год для того, чтобы общественное сознание переосмыслило идею создания СНГ. Сейчас острое ощущение временности, невозможности осмыслить будущее, состояние половинчатости, незавершенности все больше проникает в сознание масс.

Идут годы, слова о стабилизации, произносимые вверху, по образному выражению Явлинского, больше напоминают шаманские заклинания, потому что стабилизации не видно. 20 февраля 1998 года, выступая по телевидению в передаче «Герой дня», Григорий Алексеевич говорил: «У нас сейчас застой и застой очень опасный. Застой в политике, в экономике».

Что же к этому застою привело и как из него выбраться? Когда произошел «номенклатурный реванш»? Или это вовсе не номенклатурный реванш, а пресловутая историческая закономерность? Слишком крепко сидят в сознании людей стереотипы поведения, слишком мало времени прошло после падения «имперского чудища». У власти стоят все те же люди. Все та же армия бюрократов радостно горлопанит: «Мы не сеем, не пашем, не строим, мы гордимся общественным строем» — теперь уже демократическим. Может быть, жизненный цикл социализма еще не успел завершиться? Так или иначе, но экономика, да и все общество вошло в штопор и забыло оттуда выйти.

Г. А. Явлинский, будучи уже в который раз отстранен от участия в государственной жизни, зиму и весну 1992 года провел в своем родном ЭПИцентре. Нынешняя ситуация была очень похожа на ситуацию с отставкой 1990 года. Сейчас так же, как и тогда, он мог остаться в высших эшелонах власти и продолжать работу, но уже не в соответствии со своими идеями, а в соответствии с идеями Ельцина — Гайдара. Одного интересовала власть, другого… Гайдар жаждал отпустить цены как можно скорее, а дальше, дескать, само пойдет, потому что законы рынка универсальны. Однако выражение «само пойдет» может быть применимо разве что к сорняку в поле.

Одно из главных свойств характера Григория Алексеевича, на мой взгляд, полное отсутствие способности к приспособлению. Для него невозможен конформизм. Невольно вспоминаешь характеристику, данную А. С. Макаренко его отцу: свободолюбивый. Не захотел он подчиниться и руководству Гайдара, хотя и имел возможность остаться у власти и при хорошей должности. Пожалуй, это было обусловлено не гордыней и амбициями, а неприятием идей Гайдара, и об этом он неоднократно говорил: «Я не могу участвовать в политике, которую не понимаю и не принимаю».

Наверное, даже революция, наподобие 17-го года, не смогла бы отменить в один день плановую экономику и ввести рыночные отношения. Не один Г. Явлинский, многие не понимали, каким образом экономическое преобразование «само пойдет». Все фазы развития общества, касаются ли они политики, экономики, психологии, не преодолеваются моментально. Необходимо, как минимум, иметь четкую программу выхода из экономического кризиса.

Необходимо подвести законодательную базу под реформы. Закон, а не стремительное повышение цен должен регулировать взаимоотношения товаропроизводителей. Если пустить все эти вопросы на авось, дескать, само пойдет, то оно, скорее всего, зайдет не в ту сторону. Когда один нувориш, он же товаропроизводитель не отдаст вовремя долг другому и нет закона, способного его заставить заплатить долг, то на сцену выйдет преступность. Такие и подобные споры решаться все равно будут, но уже по-своему, без свидетелей.

Нет законодательной базы, нет демократических институтов, нет жизнеспособных судов, нет программы. «Правительство неоднократно критиковали за то, — оправдывался перед прессой Е. Гайдар, — что оно не представило на рассмотрение общества развернутую программу экономических реформ. Но мы считаем, что после одиннадцати широко обсужденных и не оказавших влияния на реальное развитие событий программ представлять двенадцатую было бы не серьезно. Мы считаем, что наша программа должна в первую очередь реализоваться в конкретных экономико-политических решениях, в структурных поворотах, в финансовой политике, в нормативных актах» [83] Российская газета. 1992. 11 января. .

И в 1992 году беспрограммная программа Ельцина-Гайдара вошла в нашу жизнь резким повышением цен. Таким резким, что Б. Ельцину вскоре пришлось объясняться: «Оценивая ход реформы, президент признал, что повышение цен в январе оказалось значительно большим, чем рассчитывало правительство, удар был болезненным. Но одновременно докладчик (Б. Ельцин на VI съезде народных депутатов. — Прим. авт.) заявил, что либерализация цен, начавшаяся 2 января, означала не начало российских реформ, а логическое завершение политики Рыжкова — Павлова, которая привела страну к развалу» [84] Известия. 1992. 8 апреля. . Против этой политики Григорий Алексеевич выступал еще в 1989 году. Но и Горбачев и Ельцин тогда сосредоточились на других проблемах — проблемах приоритета. Нечто похожее происходило и сейчас.

И президент, и депутаты, дружно шагавшие в Кремль в 1991 году, теперь тщетно пытались выяснить, кто главнее? Президент говорил о президентской республике, парламент — о парламентской, и все ссылались на Конституцию. А в Конституции были заложены как принципы разделения двух ветвей власти с отчетливо выраженными признаками президентской модели, так и формула полновластия Советов, оставшаяся с тех времен, когда Советы были по преимуществу декоративными и служили ширмой для лидеров КПСС. Борьба эта (или попросту перетягивание каната) продолжалась в течение всего 1992, 1993 годов и закончилась кровавыми октябрьскими событиями. Политологи называли это кризисом власти, конституционным кризисом, но суть от этого не менялась. Шла борьба за власть, за сферы влияния.