Дуглас Рид - Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером

За свои подвиги в этот день лейтенант Штрассер был представлен к награждению военным орденом Макса-Иосифа».

Это был первый серьезный бой, в котором Отто Штрассер принял участие в звании офицера (он получил звание в конце 1917 года).

К августу наступление немецких войск приостановилось; американцы вступили на территорию Франции и немецкая армия была вынуждена обороняться. 9 августа началось крупномасштабное контрнаступление войск Антанты (которое в конечном итоге привело к краху Германии и, как считается, способствовало окончанию войны). Об этом дне в «Истории Первого Баварского полка полевой артиллерии» говорится так:

«Известие о начавшемся наступлении англичан к востоку от Амьена произвело на нас сильное впечатление. Лейтенант Штрассер, остававшийся в строю, несмотря на сильнейший ишиас, писал в это время в дневнике: «Когда я думаю о настроениях в тылу и о состоянии нашей пехоты, меня охватывает страх, дикий страх. Если бы вся армия была такой, как наша артиллерия, а особенно офицеры-артиллеристы… о, тогда бы!..»

20 августа 1918 года линия обороны немцев была сломана и германские войска начали отходить. В «Истории» рассказывается, как Отто Штрассер спасал свои орудия:

«Когда наступавший враг был всего лишь в восьмистах метрах, лейтенант Штрассер приказал отвести все орудия за исключением одного. Он направил в тыл связного, чтобы тот попросил дать ему передок для эвакуации орудия. Тем временем он вел огонь, израсходовав все заряды в наступавшие подразделения французских колониальных войск. Вечером, в шесть часов пятнадцать минут, он вынул из орудия самые важные части и приказал всему расчету, за исключением двух человек, отходить. С одним из уходящих он передал записку, в которой просил прислать ему передки как можно скорее. Затем он подошел к дороге, чтобы подождать там передок, и в этот момент он увидел три немецких орудия, которые неизбежно попадали в руки неприятеля. Лейтенант Хибер, которого он оставил за старшего у своей пушки, подбежал к нему и сообщил, что огромное количество чернокожих солдат уже захватило батарею и продвигается к последнему орудию. В это время показались наконец передки для орудий. Они уже пронеслись мимо последних рядов отступающих пехотинцев, которые пытались удержать их, крича, что они попадут в руки французов. Лейтенанту Штрассеру удалось запрячь шесть лошадей в два брошенных орудия, после чего он поспешил к лейтенанту Хиберу, чтобы помочь спасти свое последнее орудие. Враг был уже в нескольких десятках метров. Шум взрывов встревожил не только людей, но и лошадей. Казалось, что спастись уже невозможно. Говорит лейтенант Хибер: «Я отношу наш успех в спасении орудий в этот критический момент исключительно на счет хладнокровия и мужества лейтенанта Штрассера, который крикнул: «Осторожно! Не спешите. Пусть они бросят свои гранаты», так что, в конце концов, все четыре орудия, его собственное и три брошенных пушки были спасены». Лейтенант Штрассер последним ушел с позиций батареи и, уходя, проклинал французов».

За свои действия в этот день Штрассер, говорится в истории полка, был вторично награжден военным орденом Макса-Иосифа (6 июня он был ранен шальной пулей, но рана была несерьезной и он не покинул батарею).

В предложениях Отто Штрассера по реорганизации Германии меня особенно впечатлило то, что все они не относятся к тому бесчисленному множеству схем, которые то и дело появлялись на свет после сентября 1939 года. Когда война-таки началась, то все люди, а среди них было много тех, кто раньше говорил, что войны вообще не будет, что Гитлер не вторгнется в Австрию, Польшу и Чехословакию, и, в частности, что он никогда не будет договариваться с большевиками [93], стали предлагать свои планы по перекрою карты Германии и Европы после войны. Но если вспомнить, то вся история их заявлений, сделанных раньше, покажет, насколько неспособны они выстроить новую мирную жизнь, поскольку именно они выпустили из рук мирную жизнь старую.

Свое главное предложение – сохранить Германию, но расчленить Пруссию – Отто Штрассер сделал еще до начала войны, когда Гитлер себя еще никак не проявил и уж тем более был далек от власти. Впервые оно прозвучало после разрыва Штрассера с Гитлером в 1930 году и было обнародовано год спустя. Тот факт, что сегодня, в 1940 году, оно обрело необычайную политическую значимость, говорит о том, что Штрассер – человек исключительно дальновидный и настоящий знаток своего дела. Наверное, это предложение можно назвать самым важным фрагментом всей этой книги. Его нужно рассматривать в связи с другим, касающимся внутренних вопросов, предложением относительно экспроприации крупных землевладельцев Пруссии. Штрассер укреплял мир через разрушение тех сил внутри Германии, которые упорно и непрестанно работали на войну, тех сил, которые привели Гитлера к власти и развязали войну нынешнюю.

Это, наверное, одно из самых интересных предложений и заслуживающих самого тщательного изучения, которые мне когда-либо встречались. Думаю, что Штрассера можно спокойно поместить в первые ряды политиков-мыслителей нашего времени. Ведь их сегодня, по сути, и нет – разве что только Муссолини. Оно дает право относиться ко всей политической программе Штрассера крайне серьезно и вдумчиво, придавая весу его мыслям по колониальному вопросу и праву Германии на колониальную активность.

Предложения Отто Штрассера касательно колоний также были разработаны давно, но опубликованы только в январе 1938 года. Сами предложения, равно как и аргументы, которыми он подкрепляет их, заслуживает сравнения с аналогичными замечаниями Гитлера по этому же вопросу.

В «Моей борьбе» и потом, на протяжении многих лет после публикации книги, Гитлер утверждал, что он – закоренелый враг колониальной активности Германии. В основание своей позиции он приводил аргумент, что, дескать, амбиции в этой сфере приведут Германию к столкновению с Британией, дружба с которой так важна для нее. Эта, открыто заявленная, позиция была столь же фальшивой, сколь и его враждебность к большевизму, равно как и, впрочем, все его остальные широко известные изречения. Он делал это специально, желая убаюкать Британию, внушить ей, что ей ничего не грозит – и это в то время, когда перевооружение Германии шло полным ходом. Но наши правители совершенно спокойно попались на эту удочку.

Ко времени Мюнхенского соглашения Гитлер осмелел уже настолько, что стал говорить о своих претензиях на колонии (м-ру Чемберлену). В последние годы, предшествовавшие этой войне, подобные заявления стали открытой и официальной позицией гитлеровской Германии. В октябре 1937 года Римская империя [94]также заявила о правах Германии на колонии в Африке. Сей благородный акт бескорыстной братской любви, который был просчитан самым тщательным образом, дабы не допустить отпадения Германии в руки Альбиона, стал самым хитрым маневром со стороны Муссолини.