Лаврентий Гурджиев - Сталин шутит…

«Особенно смешные формы принимают у них (у оппозиционеров. – Л.Г.) эти черты человека в футляре при появлении трудностей, при появлении малейшей тучки на горизонте. Появилась у нас где-либо трудность, загвоздка – они уже в тревоге: как бы чего не вышло. Зашуршал где-либо таракан, не успев еще вылезть как следует из норы, – а они уже шарахаются назад, приходят в ужас и начинают вопить о катастрофе, о гибели Советской власти. (Общий хохот.)

Мы успокаиваем их и стараемся убедить, что тут нет еще ничего опасного, что это всего-навсего таракан, которого не следует бояться. Куда там! Они продолжают вопить свое: “Как так таракан? Это не таракан, а пропасть, гибель Советской власти”… И – “пошла писать губерния”… Бухарин пишет по этому поводу тезисы и посылает их в ЦК, утверждая, что политика ЦК довела страну до гибели, что Советская власть наверняка погибнет, если не сейчас, то по крайней мере через месяц. Рыков присоединяется к тезисам Бухарина, оговариваясь, однако, что у него имеется серьезнейшее разногласие с Бухариным, состоящее в том, что Советская власть погибнет, по его мнению, не через месяц, а через месяц и два дня. (Общий смех.) Томский присоединяется к Бухарину и Рыкову, но протестует против того, что они не сумели обойтись без тезисов, не сумели обойтись без документов, за которые придется потом отвечать: “Сколько раз я вам говорил, – делайте, что хотите, но не оставляйте документов, не оставляйте следов…”» (Гомерический хохот всего зала. Продолжительные аплодисменты.)

Крупные западные деятели литературы и искусства посещали СССР и стремились встретиться со Сталиным. Не был исключением немецкий писатель Эмиль Людвиг (несколько его произведений знакомы русскому читателю; были переведены в послесталинский период). 13 декабря 1931 года Сталин дал ему аудиенцию. Беседа шла на самые разные темы и получилась пространной, интересной. В том числе она продемонстрировала тонкую иронию вождя. Когда он говорил о сильном духе барства и феодальной аристократии, от которого до сих пор не избавились в западноевропейских государствах, то Э. Людвиг не удержался и заявил ему:

– Вы даже не подозреваете, как вы правы.

– Как знать, может быть и подозреваю.

Так и представляешь себе вождя, прячущего в усы свою улыбку…

Другой забавный эпизод беседы связан со следующим вопросом Э. Людвига и ретроспективным ответом Иосифа Виссарионовича:

– Не считаете ли вы, что у немцев как нации любовь к порядку развита больше, чем любовь к свободе?

– …В 1907 году, когда мне пришлось прожить в Берлине 2–3 месяца, мы, русские большевики, нередко смеялись над некоторыми немецкими друзьями по поводу этого уважения к законам. Ходил, например, анекдот о том, что когда берлинский социал-демократический форштанд назначил на определенный день и час какую-то манифестацию, на которую должны были прибыть члены организации со всех пригородов, то группа в 200 человек из одного пригорода, хотя и прибыла своевременно в назначенный час в город, но на демонстрацию не попала, так как в течение двух часов стояла на перроне вокзала и не решалась его покинуть: отсутствовал контролер, отбирающий билеты при выходе, и некому было сдать билеты. Рассказывали шутя, что понадобился русский товарищ, который указал немцам простой выход из положения: выйти с перрона не сдав билеты…

Приходилось Сталину шутить и по невеселым поводам. В самом деле, что веселого можно найти в недуге или даже в смерти… Правда, его шутки такого рода относились преимущественно к его же собственной персоне. Первая имела место в 1932 году, когда он дал ответ на письмо представителя американского телеграфного агентства «Ассошиэйтед Пресс» г-на Ричардсона. В тот момент на Западе распространились сплетни о тяжелой болезни Сталина и даже о том, что он скончался. Иосиф Виссарионович был вынужден взяться за перо:

«Ложные слухи о моей болезни распространяются в буржуазной печати не впервые. Есть, очевидно, люди, заинтересованные в том, чтобы я заболел всерьез и надолго, если не хуже. Может быть, это и не совсем деликатно, но у меня нет, к сожалению, данных, могущих порадовать этих господ. Как это ни печально, а против фактов ничего не поделаешь: я вполне здоров. Что касается г. Цондека, он может заняться здоровьем других товарищей, для чего он и приглашен в СССР» [8].

Второй случай произошел в 1936 году.

Все то же агентство «Ассошиэйтед Пресс» всполошилось от появившейся за рубежом информации о смерти Сталина и в лице своего представителя г-на Наттера сделало запрос в Кремль. 26 октября через газету «Правда» ответил собирателю сплетен сам «покойник». Классический юмор этой записки по своей силе, пожалуй, не уступает ответу классика американской литературы Марка Твена, который однажды телеграммой в газету так среагировал на весть о собственной кончине: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены». Сталин ненавязчиво окунул в лужу западную журналистику, сварганившую сенсационное блюдо из жареных, но фальшивых фактов, написав:

«Милостивый государь!

Насколько мне известно из сообщений иностранной прессы, я давно уже оставил сей грешный мир и переселился на тот свет. Так как к сообщениям иностранной прессы нельзя не относиться с доверием, если Вы не хотите быть вычеркнутым из списка цивилизованных людей, то прошу верить этим сообщениям и не нарушать моего покоя в тишине потустороннего мира.

Отрывки взяты из отчетного доклада XVII съезду ВКП(б), январь 1934 года. (Историческое значение съезда – принятие директив по второму пятилетнему плану развития народного хозяйства, после выполнения которого СССР превратился в одну из крупнейших промышленных держав мира.) Говоря о международном положении, Сталин корректно и с невозмутимым ехидством высмеял потуги западных шовинистов делить человечество на высшие и низшие расы:

«…Старый Рим точно так же смотрел на предков нынешних германцев и французов, как смотрят теперь представители “высшей расы” на славянские племена. Известно, что старый Рим третировал их “низшей расой”, “варварами”, призванными быть в вечном подчинении “высшей расе”, “великому Риму”, причем – между нами будь сказано – старый Рим имел для этого некоторое основание, чего нельзя сказать о представителях нынешней “высшей расы”». (Гром аплодисментов.)

Не менее язвительным было высмеивание комчванства, которое проявлялось в деле первейшей государственной необходимости:

«…В рядах одной части коммунистов все еще царит высокомерное, пренебрежительное отношение к торговле вообще, к советской торговле, в частности. Эти, с позволения сказать, коммунисты рассматривают советскую торговлю, как второстепенное, нестоящее дело… Эти люди, очевидно, не понимают, что своим высокомерным отношением к советской торговле они выражают не большевистские взгляды, а взгляды захудалых дворян, имеющих большую амбицию, но лишенных всякой амуниции». (Аплодисменты.)