Всеволод Глуховцев - Александр Первый: император, христианин, человек

И эта работа стала серьёзным испытанием – она не оставляла времени для безделья. Содержать себя в столице на академическое жалованье было туговато, молодой профессор вынужденно искал дополнительные заработки: устраивался репетитором, секретарём в разные знатные дома… Эти хозрасчётные труды имели для него два существенных последствия – одно романтическое и одно прагматическое. Романтика настигла интеллектуала в семействе графов Шуваловых – в образе молодой англичанки Элизабет, гувернантки графских детей. Сюжет, достойный психологического романа! – два человека с таких далёких краёв Земли нашли друг друга при мимолётной встрече: какими странными путями ходит судьба по нашей планете… А в том, что это судьба, сомневаться нечего: Элизабет ждало несчастье, она умерла при родах, оставив девочку, которую отец назвал, конечно же, Елизаветой и воспитывал сам, никогда больше не женившись. Одна любовь на всю жизнь! – Михаил Михайлович действительно был серьёзный человек.

Практическое следствие дополнительных работ начинающего профессора выразилось в том, что он сблизился с князем Александром Куракиным, спутником Павла Петровича в таинственной ночной прогулке, а ныне высокопоставленным дипломатом. Опытнейший, изощрённый царедворец быстро угадал в своём секретаре (Сперанский исполнял при князе эту должность) необычайный талант, поначалу хотя бы секретарский: «академик» мог на диво ясно, убедительно и элегантно составить любую бумагу, и никогда ничего не забывал. Ну, а дальше – больше: изумлённый и восхищённый, Куракин переманивает молодого человека уже на официальную государственную службу.

Мотивы покровительства со стороны вельможи не столь очевидны, как на первый взгляд может показаться; впрочем, всё это оказалось со временем не столь уж и важно. Какие бы планы ни строил князь в отношении покровительствуемого, жизнь последнего явилась функцией самостоятельной и достаточно независимой… Нередко, читая о Сперанском, испытываешь впечатление, будто бы он в 1807 году вынырнул из ниоткуда, внезапно оказавшись близ Александра – это впечатление, конечно, ошибочное. Сперанский действительно в 1807 году оказался близ власти так, что ближе некуда, но его предыдущий рост по карьерной лестнице был положительным и закономерным, без больших чудес.

Хотя малые чудеса с ним всё же случились.

Разве не удивителен следующий факт: на государственную службу Михаил Михайлович поступил 2 января 1797 года (а день рождения у него, заметим между прочим, 1 января) в чине титулярного советника, то есть, по-армейски, капитана; прошло четыре с половиной года – и в июле 1801-го послужной список молодого бюрократа украсился званием действительного статского советника: на армейском опять же языке – генерал-майора. И было тогда новоиспечённому генералу… двадцать девять лет. Причём этот стремительный карьерный взлёт практически полностью приходится на царствование Павла Петровича.

А вот за все последующие тридцать восемь лет Михаил Сперанский по Табели о рангах приподнялся всего на одну ступеньку и жизнь свою закончил тайным советником (генерал-лейтенантом), что для сановника, обладавшего таким огромным политическим весом, на редкость скромный чин. Правда, под самый занавес его настигло крупное поощрение: император Николай I присвоил ему титул графа – но ведь то отличие по дворянской, а не по служебной линии…

Потомственным дворянином, согласно той же Табели о рангах, становился государственный служащий, получивший чин VIII класса (майор, коллежский асессор); чины с XIV (низшего) по IX давали дворянство личное: сам обладатель такого чина дворянин, но его дети и дальнейшие потомки – нет. Позже, при Александре II, требования были ужесточены, но то позже. Для Сперанского получение дворянства оказалось делом не очень трудным.

Итак, при пятом императоре он вышел в крупные чины. Чуть позже, летом 1801года одарённого чиновника приметил Кочубей, сам-то всего на три года старше. Действительный статский советник прочно вошёл в «команду» члена Негласного комитета, а когда Виктор Павлович стал министром внутренних дел, то сделал Сперанского начальником отдела.

В его карьере вообще не было ничего путаного, необычайного, хотя крутых поворотов и перепадов – предостаточно, но сами эти перепады имели совершенно явную причинно-следственную связь. Логика, педантизм, аккуратность преследовали Михаила Михайловича даже в неприятностях. Ну, а в приятностях тем более – логичным стало и то, что он в министерстве внутренних дел вскоре сделался незаменим.

Один лишь раз случилось с этим человеком нечто потрясающе-необъяснимое – не на службе, но дома.

У его жены Элизабет в самом начале осени 1799 года (сразу после появления на свет дочери!) обнаружилась чахотка. Новость, конечно, неприятная, что там говорить, однако ж, ничего ужасного никто в этом не обнаружил – в те времена болезнь такая считалась достаточно заурядным событием. Какие-то служебные дела вызвали на несколько дней чиновника из Петербурга в Павловск, он оставил супругу под надзором сиделки и уехал. А когда приехал…

В организме Элизабет, видимо, самым несчастным образом присутствовал какой-то имуннодефицит. Болезнь поразила её враз.

Словом, когда муж вернулся домой, то застал бездыханное тело любимой жены.

Он был так потрясён, что убежал из дому – там оставаться не мог. Отпевание, похороны, поминки – всё прошло без него. Вдовец бесследно исчез. Где он был несколько дней?.. Это так навсегда и осталось тайной. Обнаружили его на одном из полуобитаемых островов в дельте Невы. Как он там оказался – он и сам не знал. Видимо, он был почти невменяем от горя в эти дни – но всё-таки помня о дочери, страшным усилием воли вернулся в жизнь, и более из неё не выходил [37, т.1, 76 ].

Уже на службе у Кочубея Сперанского нельзя считать лишь исполнителем, хотя лучшего, чем он, исполнителя, желать, наверное, грех. Но самая сильная сторона Сперанского состояла в том, что он систематично и уверенно генерировал продуктивные идеи. Формулировал он их письменно, в виде аналитических записок – а далее это озвучивалось министром либо на заседаниях Негласного комитета, либо в личных встречах с императором.

Кочубей был, вероятно, хорошим начальником – не из тех, кто, требуя от сотрудников идей и действий, потом выдаёт их за свои и ревниво следит, чтобы никто из подчинённых не был виден «из-под него». Нет, граф умел ценить по-настоящему ценных и продвигать их, не калеча собственное честолюбие. А раз так – то самый ценный из служащих МВД был неоднократно отмечаем и государственными наградами и материальными поощрениями. Делалось это с санкции императора, и толковый исправный чиновник был наверху известен. Но в большой свет, в «высшую лигу», конечно же, ещё не входил. Маячил где-то на границе света и полутени.