Игорь Зимин - Ювелирные сокровища Российского императорского двора

Искали корону Елизаветы Петровны и в Императорском Эрмитаже. Однако его специалисты категорически заявили (9 ноября 1905 г.), что «сведений о короне Императрицы Елисаветы Петровны в Эрмитаже не имеется; вероятно, корона с водокшанским лалом, поступившая в Московскую Оружейную палату в 1741 г., и есть та самая, о которой Его Императорскому Величеству благоугодно иметь точные сведения. За директора старший хранитель Сомов» [256]. Об этом и было доложено Николаю II.

Возвращаясь к коронации Елизаветы Петровны, отметим, что в Успенский собор императорские регалии вносили: мантию на двух подушках – князь Куракин и барон фон Миних; державу – подполковник лейб-гвардии Семеновского полка Ушаков; скипетр – генерал-аншеф и сенатор Чернышов; корону – канцлер князь Черкасский [257]. Мантию и корону императрица Елизавета Петровна возложила на себя сама.

Так же, как и после коронации Екатерины I, Императорские регалии выставили для всеобщего обозрения. За полторы недели с 7 по 19 мая 1742 г. их посмотрело огромное количество народа: «100 знатных, 136 158 прочего чина, кроме подлых, а всего 136 258 чел.» [258]. Несмотря на точность, приведенные официальные цифры вызывают не только удивление, но и сомнение. То, что это был круглосуточный и непрерывный поток людей, очевидно. То, что регалии охранялись и людской поток регулировался, тоже очевидно. В энциклопедии Брокгауза указывается, что в 1812 г. общее число жителей столицы составляло 251 131 чел. При этом в 1742 г. за 12 дней регалии осмотрело 136 258 чел. Несомненно, интерес всех слоев населения к императорским регалиям, как зримым символам могущества и богатства России, был огромен. Однако, как это уже бывало, после смерти Елизаветы Петровны, корону размонтировали, металл переплавили, а камни пустили на большую корону Екатерины II [259].

В конце правления Елизаветы Петровны появился еще один ювелирный раритет, ставший впоследствии обязательным элементом коронационного наряда российских императриц. Это бриллиантовая пряжка-аграф, которой скалывался палантин Елизаветы. Подобные аграфы использовались на коронациях Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны в 1742 г.

Драгоценную «запону для мантии», вероятно, изготовили в 1757– 1760 гг. ювелиры Ж.-А. Дюбюлон и М.И. Ратецев. На эту «запону» пошло 20 г золота, 319,34 г серебра и 805 бриллиантов, общим весом в 475,44 карата. Размер «запоны» 25 × 11 см. Начиная с Екатерины II, эту массивную «брильянтовую запону», выдерживающий значительный вес палантина, использовали для скрепления концов тяжелой мантии, надеваемой при коронациях или торжественных выходах императриц [260]. Этот аграф (запона) сохранился и экспонируется в историческом зале Алмазного фонда Московского Кремля.

Все «новые» коронационные регалии были буквально усыпаны бриллиантами, и со временем мода на бриллианты, как камни, символизирующие могущество и близость к власти, упрочилась, достигнув своего апогея при Екатерине II. Именно тогда бриллианты появились на вельможах в самых неожиданных местах и сочетаниях. Обычным делом стал заказ на бриллиантовые пуговицы на одежде и на усыпанные бриллиантами табакерки. Даже в карточной игре рядом со стопками золотых монет подчас лежали кучки бриллиантов или необработанных алмазов.

Аграф мантии Елизаветы Петровны

Аграф. Фрагменты

Таким образом, к середине XVIII в. сложилась новая коронационная практика, сценарий которой, с одной стороны, был связан с традициями Московского царства, а, с другой стороны, к этому времени устоялись новые традиции коронационных торжеств по «имперским стандартам». Важной частью этих новых стандартов стала Большая и Малая императорские короны, которые изготавливались к каждой из описанных коронаций. Говоря об императорских регалиях, также следует подчеркнуть, что ювелирные собрания такого рода не возникают одномоментно. Как правило, они имеют свою историю. Можно утверждать, что относительно устоявшийся комплекс коронационных регалий формируется к 1742 г., при подготовке к коронации императрицы Елизаветы Петровны. Завершение этого процесса можно отнести к началу 1760-х гг., когда началась спешная подготовка к коронации Екатерины II, состоявшейся в сентябре 1762 г. [261]

Основой перечня коронационных регалий Екатерины II стали вещи, спешно созданные придворными ювелирами именно для ее коронации: Большая императорская корона, держава и скипетр. О спешности работы говорят даты: переворот, возведший императрицу на трон, состоялся 28 июня 1762 г., а коронация прошла в Москве 22 сентября того же года. При этом о своем намерении короноваться императрица Екатерина II объявила уже через четыре дня по восшествии на престол, обнародовав соответствующий манифест [262]. Фактически в распоряжении придворных ювелиров было всего два с половиной месяца, за это время они должны были не только «родить» идею новых коронационных регалий, но и воплотить ее в металле и камнях. Главной задачей ювелиров было создание Большой императорской короны.

Ф.С. Рокотов. Портрет Екатерины II

Коронационное платье Екатерины II. Парча, декоративное шитье на аппликации, кружево. 1762 г.

В своих записках ювелир И. Позье, описывая момент «размещения заказа», даже не упомянул о том, что вместе с ним над созданием новой короны работал и Георг Фридрих Экарт: «…Так как императрица сказала мне, что желает, чтобы эта корона осталась в том же виде после коронации, то я отобрал все самые большие камни, не годящиеся на модную отделку, отчасти бриллиантовые, отчасти цветные, что составило богатейшую вещь, какая только имеется в Европе» [263]. Собственно этой фразой и исчерпывается описание процесса работы над короной. Из предшествующих эпизодов воспоминаний И. Позье известно, что прежде чем начать работу в металле, ювелир изготавливал восковую копию каркаса вещи и вдавливал в нее настоящие бриллианты, добиваясь наиболее выигрышных ювелирных композиционных сочетаний. Для России середины XVIII в. это, безусловно, новаторский прием, который и был с успехом использован в работе над Большой императорской короной. При этом художественная сторона работы над уникальным изделием, которым мы сегодня так восхищаемся, была для ювелира только частью производственного процесса, который, в свою очередь, был обеспечен наличием «больших камней».