Зинаида Чалая - Анатолий Серов

Власов рассмеялся.

— Вот не думал, что Андрей Ефимыч изучает теорию танцулек!

— Постой, постой, тут что-то… Чьи это слова? — спросил Анатолий у Сидорова.

Тот, не отвечая, продолжал:

— «С практической стороны танцы — бессмыслица. Но это не значит, что танцевать не следует. Так вот: мой аэродром — зал для танцев. Когда я лечу с известной целью на большое расстояние, мне никогда не придет в голову выкинуть что-нибудь необыкновенное… — тут Андрей покосился на Анатолия, и тот смущенно кашлянул. — Но над аэродромом при настроении я танцую. Между летчиками есть нетанцующие, потому что не умеют, есть нетанцующие из принципа, есть танцующие только при настроении, и есть любящие танцевать».

— Нестеров! — вскричал Серов. — Только он мог это сказать.

— Верно, — кивнул Сидоров и протянул ему листок с выпиской.

— А вы, Андрей, у нас будущий академик. И вот что, ребятушки. Мы с вами, конечно, из «любящих танцевать». Мы умеем танцевать и парочкой и втроем. Однако с практической стороны эти «танцы» вовсе не бессмыслица. Да и Нестеров «танцевал» не ради эстетического удовольствия, но, главным образом, чтобы уметь лучше сбивать противника. А теперь нам требуется уже не единичный, а групповой пилотаж. В будущей войне, когда придется лететь навстречу воздушному соединению врагов, мы одним стремительным маневром разрушим их строй и, сломав его, будем бить в индивидуальных схватках поодиночке, имея еще преимущество в маневренности и инициативе. Вот что значит наш пилотаж строем.

В другой раз, зимним вечером, Серов опять собрал у себя товарищей, и они снова и снова обсуждали сочетание групповых и индивидуальных боев в будущей войне, когда вдруг по коридору кто-то пробежал, стуча в двери, у каждой раздавалось: «Вызывает комэск!» Серов распахнул дверь. Не успевший постучать вестовой произнес:

— Вызывает командир эскадрильи.

В штабе уже собралась вся эскадрилья.

Комэск сообщил, что подразделения японских войск снова нарушили границу и напали на наши посты. Положение на границе в последнее время особенно обострилось. Несмотря на то, что Советское правительство принимало все меры, чтобы предотвратить возникновение войны, с той стороны все время провоцировались вооруженные столкновения. Лилась кровь.

Пограничники давали заслуженный отпор самураям, те ретировались, но на следующий день повторяли провокацию в другом месте.

— Получен приказ высшего командования. Наши пограничные войска и расположенные вблизи границы военные части приведены в боевую готовность. В эскадрилье назначаются круглосуточные дежурства на аэродроме. Сегодня выходит на дежурство второе звено.

Звено Серова поднялось и выстроилось перед командиром части. По знаку его оно выступило в ночь к своим самолетам. Во мраке вырисовывались очертания ангаров и дежурной фанзы. Мотористы ускорили шаг и опередили командиров — они спешили вывести машины из ангара.

Сидоров и Власов молча шагали, думая о своем. Серов шел посередине, четко стуча сапогами по промерзшей земле.

— А что, если свое искусство пилотажа строем мы покажем не сегодня завтра на практике? Здорово проучили бы самураев, а, ребятушки?

Круглосуточные вахты на аэродроме продолжались несколько недель. В то время как одни летчики дежурили, другие «подцежуривали», то есть отдыхали не раздеваясь, готовые каждую минуту присоединиться к первым, и только третья смена получала полный отдых до своей очереди.

Самолеты второго звена были заправлены горючим и вооружены. Снега не было, земля промерзла, взлетать с обледенелого грунта было трудно и рискованно.

Из-за морозов задерживался прогрев моторов. Серов предложил устроить специальные агрегаты — провести трубы отопления под землей, и первый применил их на практике во время дежурства своего звена. Устройство вполне оправдало себя.

Летчики проверяли оружие, запас горючего, обсуждали каждую мелочь вместе в техником, мотористами, оружейником, делали пробные вылеты, проверяли боевую готовность друг друга. Ждали сигнала. Были готовы вылететь на встречу с врагом.

И вот однажды, в темную морозную ночь, как раз в дежурство Серова, на аэродроме появились представитель штаба ОКДВА, [1] Особая Краснознаменная Дальневосточная армия. начполитотдела бригады и командир эскадрильи. Они вошли в дежурную фанзу. Комната освещалась только пламенем печурки. У камелька сидели истребители. Серов вскочил.

— Смирно! — раздался его возглас.

Летчики уже стояли по форме. Серов рапортовал о готовности звена.

Комэск негромко произнес:

— Объявляю боевую тревогу.

Не успел он договорить, как летчиков точно вихрем вымело из фанзы. Они бросились вон, волоча за собой парашюты.

Командиры направились вслед за летчиками. Когда они подошли к взлетной площадке, пилоты уже сидели в кабинах, моторы ревели. Мотористы отбежали в сторону. Серов, высунувшись из кабины, напряженно всматривался в лицо комэска. Куда он прикажет лететь? Где противник?

Командир эскадрильи подошел к самолету. Анатолий услышал:

— Вахта отменяется. Тревога была учебной. Отношения с Японией улажены. Товарищ Серов, постройте звено.

Серов выскочил из кабины и приказал всему звену построиться. Летчики, техник, мотористы выстроились перед командованием. Представитель штаба армии обратился к ним:

— Товарищи! Ваше звено блестяще справилось с задачей. В максимально короткий срок после объявления тревоги летчики оказались на своих местах в полной боевой готовности. От имени штаба Особой Дальневосточной армии объявляю всему звену благодарность.

— Служим Советскому Союзу! — прозвучал ответ. В интимной, дружеской беседе Серов признавался:

— Каждый раз, выходя на дежурство, я думаю: «Может быть, как раз сегодня будет получен приказ вылететь навстречу врагу». Может быть, противник сегодня пошлет на нас свои соединения, но мы встретим его в воздухе огнем пулеметов раньше, чем он сможет оперировать над нашей территорией. Ждешь, по сто раз проверяешь вооружение, запас горючего… Шагаешь по промерзшей земле, думаешь, как изловчиться, чтобы взлететь на лыжах с этого твердого, обледеневшего грунта… И вот тебе объявляют, что можете спокойно отправляться спать!.. Обидно, ребятушки!.. Мне уже 24 года!

— Да, старик! — хохотал Сидоров, который был несколько старше Анатолия.

— Нет, я хочу подраться за родную землю раньше, чем состарюсь. Я же истребитель! И ты, и ты тоже! Мы истребители.

Власов мягко успокаивал Серова.

— Дождемся своего часа, Анатолий. Не горюй. Только надо полагать, что лучше бы наши люди, народ, дети наши спали спокойно.

— Ты прав, Шурка. Ты прав… Но пусть там, за сопками, за океаном знают, что мы способны драться, и мы их разобьем, если сунутся.