Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

Поставлял партии интеллектуально развитых сторонников и Бернхард Штемпфле, профессор Мюнхенского университета, с которым Гитлера познакомил Генрих Гофман. Штемпфле издавал газету — расистскую брошюру, не более того — под названием Miesbacher Anzeiger («Мисбахский вестник»), и его студенты горячо поддерживали нацистов. Их неистовое поклонение укрепляло в Гитлере веру в свое мессианское предназначение.

Мечты юности начали наконец осуществляться, и Гитлер принялся выращивать из своей партии политического гиганта. Возмущенная властями чернь была у его ног, и хотя среднее буржуазное сословие взирало на их хулиганские выходки с презрением, Гитлер знал, что руководитель партии должен терпеть — а подчас и втайне поощрять — уличные демонстрации, чтобы рабочий класс мог получить свою порцию адреналина. Им необходимо было время от времени публично выплескивать расистскую злобу, устраивая беспорядки на улицах. Им было намного проще избивать евреев и политических противников, чем заниматься серьезными делами: привлекать новых сторонников и собирать средства. Молодежные нацистские организации сочетали дисциплину с разбоем. Партия закрывала на это глаза, но Гитлеру следовало беречь свой имидж. К 1923 году власти забеспокоились. Воинственность нацистов, стремительный рост их движения, бесцеремонное обращение с оппонентами и грозовая атмосфера публичных митингов — все это было неприглядной изнанкой облагороженного облика Гитлера.

К концу 1923 года фюрер и его приспешники пришли к убеждению, что Веймарская республика вот-вот рухнет. Пришла пора воспользоваться общественным недовольством: НСДАП должна действовать, открыто и решительно. Ослепленные энтузиазмом, они не стали детально разрабатывать тактику, двинулись слишком быстро и неверно выбрали момент. Чрезмерно претенциозный и преждевременный путч (попытка свержения баварского правительства 7–8 ноября 1923 года) длился несколько часов, задействовал три тысячи человек и сопровождался многочисленными уличными драками. Прежде чем он был подавлен, нацистские штурмовики успели отыскать немало евреев, арестовать их и избить до полусмерти. Первые жертвы Черных Событий уже страдали на глазах жителей Мюнхена.

Впервые политика затронула Еву и ее семью. Пивной путч проходил неподалеку от того места, где они жили. Безобразные сцены насилия разыгрывались как раз на Резиденцштрассе, возле площади Одеон, всего в нескольких улицах от скромной квартиры Браунов на Изабеллаштрассе. Вечером 9 ноября семья — как многие добропорядочные мюнхенцы — столпилась у окна, наблюдая, как внизу на улице люди в панике бегут от выстрелов, положивших конец злополучному мятежу. Все это только усилило неприязнь, питаемую высокопринципиальным главой семьи Браун к нацистской партии, ее лидеру и его неотесанным последователям. Несомненно, события обсуждались за ужином из холодных блюд — несколько драгоценных ломтиков мяса, колбасы и сыра, присланных из Байльнгриса (в Мюнхене подобная роскошь стала недоступной), которые ели с ржаным хлебом. Еве было всего одиннадцать лет, и она наверняка была в ярости от того, что ей не дали насладиться зрелищем. Оружие! Стрельба! Прямо как перестрелка в ковбойских рассказах Карла Мая.

Ноябрьский Пивной путч 1923 года стоил жизни четырнадцати нацистам (впоследствии их объявили мучениками за дело партии), четырем полицейским и незадачливому случайному прохожему, официанту. Мятежники постарались рассеяться как можно быстрее. Гитлер пострадал, правда не слишком героически — он упал и вывихнул плечо, убегая с площади Одеон, где конфликт достиг апогея. Ближайшие сподвижники спешно переправили его в безопасное место. Вместе с Путци и его женой он укрылся в их доме в Уффинге на озере Штаффельзее, в тридцати пяти милях от Мюнхена.

Полиция отыскала Гитлера, прятавшегося в мансарде у Ганфштенгля, и в феврале 1924 года он предстал перед судом по обвинению в государственной измене. Генрих Гофман записал процесс на камеру, которую прятал под пальто. Гитлер был признан виновным в заговоре с целью разжечь восстание против баварского правительства и приговорен к пяти годам заключения в тюрьме города Ландсберга, вместе с сорока другими членами нацистской партии. Потом срок сократили до девяти месяцев. В тюрьме его содержали на особых условиях, с дополнительными посещениями и отдельным питанием. В глазах все более фанатичных последователей пребывание за решеткой только усиливало его притягательность.

Овдовевшая сводная сестра Гитлера Ангела Раубаль, с которой они несколько лет не виделись, 17 июня 1924 года приехала навестить его в тюрьме со своими тремя детьми, проделав долгий путь из Вены. Это был добрый жест примирения. Она, должно быть, воображала его подавленным, одиноким и оголодавшим. На самом же деле ее сводный брат чувствовал себя довольно комфортно в просторной светлой комнате. Адольф Гитлер, по всей видимости, испытывал к ней некоторую привязанность, поскольку иногда давал о себе знать после смерти ее мужа в 1910 году, хотя вряд ли они встречались после того, как он уехал из Вены в Мюнхен.

Фрау Раубаль умудрилась найти работу поварихи (кроме как готовить, она ничего не умела) на кухне при общежитии для еврейских студентов в Вене, а значит, ей пришлось научиться готовить кошерную пищу. Наконец-то семья Раубаль получила постоянный источник дохода. Работа разлучала ее с детьми на целый день, но поскольку старшему, Лео, было двенадцать, старшей дочери Гели — одиннадцать, а ее тихой сестренке Эльфриде — девять, они вполне могли сами присмотреть друг за другом после школы. Паула сидела дома, но толку от их глуповатой добродушной тетушки было немного. Отроческие годы детей Раубаль пришлись на время распада Веймарской республики (1919–1933 гг.) и выдались нелегкими, но поскольку их мать работала на кухне, они никогда не испытывали недостатка в еде. На объедках кошерных блюд Лео окреп, а у Гели заметно выросла грудь.

Гитлер провел в заключении девять месяцев, так что у него было вдоволь времени на размышления. Как случалось со многими политическими агитаторами, тюремная камера открыла ему новые перспективы, и позже он описывал свое вынужденное отшельничество как «мой университет за счет государства». Здесь впервые его идеи настоялись, перебродили и превратились в отличную закваску для нацизма. Он много читал и диктовал первую главу «Майн Кампф» — ядовитой смеси расизма, мифологии, одержимости и политической философии — своему преданному соратнику Рудольфу Гессу и шоферу Эмилю Морису, товарищу по заключению. Когда по истечении срока Гитлер покидал тюрьму Ландсберг, Гофман приехал запечатлеть знаменательное событие. Одним из условий досрочного освобождения Гитлера был запрет произносить речи в большинстве немецких земель, так что, получив свободу, он сосредоточился на усилении контроля за нацистской партией и ее военизированными отрядами. Пока он находился в заточении, других претендентов на лидерство в партии так и не появилось. Фюрер обрел «уверенность в себе и непоколебимые убеждения». Бесспорному вождю партии, чьи речи вдохновляла отточенная в тюрьме идеология, пришло время предстать в образе благородного, дальновидного патриота, указывающего дальнейший путь Германии, оставив позади образ крутого предводителя толпы фанатичных головорезов.