Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

На следующий год Гитлер заказал Альберту Шпееру проект нового, еще более колоссального стадиона в Нюрнберге на четыреста тысяч мест, уверенный, что Олимпийские игры отныне всегда будут проводиться в Германии.

Огромные пространства архитектуры Шпеера с широкими лестничными пролетами, увенчанными возвышением с красными, черными и белыми свастиками, возводили фюрера на пьедестал. Недосягаемая, демоническая фигура, он обращался к немецкому народу: «Вы должны следовать этой всеобъемлющей потребности подчиняться!» Отказ выполнять волю Гитлера приравнивался к отречению от Германии, от высокой чести принадлежать к немецкой нации, к арийской расе. Очень немногим хватало независимости и смелости не поддаться этой иллюзии, противостоять гипнотической силе его речей и прислушаться к внутреннему голосу совести и разума.

Когда 16 августа Игры завершились, Ева не имела возможности разделить с возлюбленным ликование по поводу успеха Германии или поздравить с тем, что немецкие спортсмены завоевали больше всех золотых медалей (если не считать чернокожих американцев). Гитлер оттачивал последние детали четырехлетнего плана преобразования немецкой экономики. Маленькая фрейлейн Браун, как всегда безымянная, проскользнула в одну из служебных машин, возвращавшихся в Мюнхен или Бергхоф, и уехала вместе с остальной свитой. Если бы кто-то вдруг поинтересовался, кто эта хорошенькая девушка, ему бы ответили, что она секретарша.

Под покровом внешних приличий атмосфера Бергхофа была пропитана эротическим напряжением. Учитывая обилие незамужних машинисток, телефонисток, поварих и горничных, ставленники Гитлера со своими здоровыми инстинктами получали виртуальное «право первой брачной ночи» и пользовались им вовсю. «В Бергхофе постоянно кипели страсти. Там протекали многочисленные любовные романы — по крайней мере, просто романы; насчет любовных не знаю, — но все дышало чувственностью. Гитлер не был чувственным человеком, хотя, насколько я понимаю, с Евой Браун он имел совершенно нормальные отношения» [Гитта Серени, из интервью для фильма «Адольф и Ева»]. Геринг был похотливым развратником, бравшим любую женщину, какую пожелает, и мало кто осмеливался отказать ему. Почти все мужчины заводили любовниц, иногда с ведома жен. Герда Борман, мать десятерых детей, терпела откровенные связи мужа с его секретаршей и с актрисой Магдой Беренс. Чета Геббельс имела относительно маленький дом на «Горе» и редко туда приезжала, предпочитая свои роскошные владения на полуострове Шванензее возле озера Ваннзее. Отчасти, возможно, потому, что Йозеф Геббельс со своей богатой личной жизнью старался держаться подальше от взыскательного взора Гитлера. Отвечая за пропагандистские фильмы, он непрерывно наслаждался «постельным кастингом». Кандидатки в актрисы, ищущие его расположения, знали, что придется с ним спать. Любовницы сменяли одна другую в бурном водовороте адюльтера. Когда актриса Лида Баарова заняла постоянное место, его жена Магда изводилась от ревности (хотя сама крутила в то время роман с Карлом Хенке, личным секретарем Геббельса). Прекрасная Баарова чуть не разрушила брак Геббельсов, но в конце концов Гитлер выгнал ее, дав двадцать четыре часа на сборы, и приказал Йозефу и Магде сойтись вновь и наладить отношения, нацистские лидеры, особенно имеющие по нескольку детей, не обременяли себя семейной этикой, которую проповедовала партия.

Не всякий мужчина на «Горе» пользовался своим высоким положением, чтобы наслаждаться чередой внебрачных афер. Альберт Шпеер не позволял себе подобного. Несмотря на то, что женщин к нему тянуло словно магнитом и что жену свою он встретил в возрасте шестнадцати лет, он оставался верен Маргрет до конца жизни. Также и доктор Брандт, один из личных врачей Гитлера (его рекомендовала Ева, справедливо подозревавшая в шарлатанстве доктора Морелля, втершегося в доверие к вождю). Николаус фон Белов, любимый адъютант фюрера, женатый на красавице Марии фон Белов, — тоже нет. Их гордые молодые жены не простили бы супружеской измены. По всей видимости, эти три брака, по крайней мере, были «настоящими», и супруги действительно хранили друг другу верность, невзирая на удушливую атмосферу, в которой они жили. Мария фон Белов говорила:

Жизнь наша, конечно, протекала довольно обособленно. Мы полностью зависели друг от друга, в социальном и эмоциональном отношении. <���…> Видите ли, находясь в Бергхофе, мы не воспринимали его как гостиницу. Мы всегда были общиной. Повар Гитлера готовил для нас, его горничные заботились о нашей одежде, о починках — и, как бывает во многих семьях, живя там, мы нигде не могли уединиться, кроме как в собственной спальне.

Жены приближенных Гитлера находились почти в такой же ловушке, как и Ева, но у них, по крайней мере, были мужья и дети, дающие душевное равновесие и ощущение, пусть и ложное, что за гитлеровской пантомимой у них продолжается нормальная жизнь. Только немногих, вроде Маргрет Шпеер, угнетало отсутствие интеллектуальной свободы, не говоря уже о культурном содержании, в их пресной разговорной диете: «Беседы велись только о людях, обычные сплетни, да о пьесах, фильмах и концертах — мы часто обсуждали артистов. Ну, еще можно было поговорить о детях».

Обновление Бергхофа завершилось в 1936 году. На фотографиях Гофмана он выглядел уютным загородным домом фюрера, но на самом деле являлся центром огромного комплекса. Бергхоф был сердцем Оберзальцберга, но постепенно вокруг вырастали частные дома, принадлежавшие высшим должностным лицам партии. Одни старые традиционные фермы расширялись и перестраивались в роскошные шале для них и их семей, в то время как другие сносились, уступая место помещениям для сотен охранников, чиновников, сельскохозяйственных рабочих и прочего обслуживающего персонала. Дом Геринга, до отказа забитый награбленными произведениями искусства, был шикарнее самого Бергхофа, как и Каринхалль, названный в честь его первой жены, и еще больший дом в пригороде Берлина. Геринг жил в Оберзальцберге со своей второй женой Эммой и невероятно избалованной дочерью Эддой, для которой слуги привязывали яблоки к ветвям деревьев в разгаре зимы. Только Геббельс, забравший себе шале, принадлежавшее раньше семье Бехштейн, и не слишком часто посещавший его, а также Шпеер, чей дом стоял на самом краю комплекса, имели относительно скромные жилища. Обо всех этих привилегированных соратниках, их семьях и домах заботились десятки слуг, готовивших, убиравших, стиравших, приглядывавших за детьми, оставляя женам прорву времени на болтовню и сплетни за чашечкой кофе.