Хельмут Альтнер - Я — смертник Гитлера. Рейх истекает кровью

Мои товарищи успели выпрыгнуть из прицепа и теперь лежат на обочине. Нам повезло, мы отделались лишь незначительными ранениями. Вегнер и Бройер ранены в руку, еще одному из наших осколок попал в ногу. У нас оказывается шесть раненых, они отправляются обратно в казармы.

Продолжаем идти, скрываясь под кронами деревьев. Теперь и мы имеем непосредственное отношение к битве за Берлин. Если так будет продолжаться и дальше, то мы долго не протянем. До моего слуха снова откуда-то доносится гул мотора. Трактор возвращается, проезжает мимо нас, разворачивается и останавливается. Мы забрасываем в прицеп наши вещички и снова залезаем в него. Цепляюсь за что-то мокрое, и мы трогаем с места.

Приезжаем в Шпандау. Минуем развалины домов. Затем едем по мосту [72] Мост Шарлоттен между Штрезовом и Альт-Штадтом. и сворачиваем в направлении Шпандау-Вест. Мы все ужасно устали и потрясены недавней бомбежкой. Мы оставили борт прицепа открытым и поэтому каждый раз, когда трактор делает поворот и нас бросает из стороны в сторону, боимся выпасть. Неожиданно трактор останавливается. Хватаем свои пожитки и спрыгиваем на землю. Трактор уезжает и вскоре пропадает вдали. На улице становится тихо, слышны только наши шаги, гулким эхо отдающиеся от стен домов, мимо которых мы проходим.

Идем по улицам в полусонном состоянии. Останавливаемся у входа в бомбоубежище. Отдыхаем минуту и двигаемся дальше. Нам попадается все больше домов, довольно далеко отстоящих от улицы. Все чаще видим сады. Лейтенант сообщает, что мы подходим к Хакенфельде. У обочины дороги видим многочисленные щели-убежища, фундаменты недостроенных противотанковых заграждений. Слева яростно горят штабеля досок и навесы большой лесопилки, ярко освещая улицу [73] Франке Фурнье и Шперрхольцверке, Штрайтсштрассе, 12–18. . Над нами пролетает еще один самолет, и мы снова бросаемся на землю. Слышим разрывы бомб и свист осколков. Бомбы падают в охваченные огнем навесы и сараи. В воздух взлетают горящие обломки дерева, посылая во все стороны снопы искр. Снова слышим рев двигателей заходящего на цель самолета, свист и взрывы бомб. На улице становится светло, как днем. Крепко вжимаемся в сетчатую проволочную изгородь, как будто она может укрыть нас от бомб. Впиваемся пальцами в землю. На другой стороне улицы бомбы все так же летят в охваченные пожаром строения, отчего языки пламени взлетают все выше и выше. Наши сердца бешено стучат. Молимся, чтобы все это поскорее закончилось.

Затем неожиданно становится тихо. Самолет улетает, и рокот его двигателей с каждой секундой становится тише. Отряхиваем с мундиров песок и отправляемся дальше. Слева виден квартал жилых домов, справа — огромное здание, в сотнях окон которого отражается огонь пожарищ. Длинная и высокая кирпичная стена отделяет инструментальный завод [74] Административные офисы бывшей фирмы «Люфтфартгеретверк Хакенфельде Гмбх» все еще располагаются в доме № 5-17 по улице Штрайтсштрассе, однако используются ныне в других целях. аэродрома Хакенфельде от улицы. Снова раздается рокот авиационных двигателей. В небе снова появляются самолеты, и снова мы бросаемся на землю и терпеливо ждем окончания налета. Раздается оглушительный грохот. Бомбы попадают в расположенное рядом с нами колоссальных размеров каменное сооружение. С неба падает дождь каменных обломков, ударяя по нашим каскам и телам. Похоже, что взрывам на улице не будет конца. В лестничном колодце дома на другой стороне улицы неожиданно загорается свет. Мы громко кричим, и свет тут же гаснет. Снова становится темно, кроме пожаров, бушующих со всех сторон.

Наконец воцаряется тишина. Перебегаем улицу и ныряем в какое-то здание. Спускаемся по лестнице в подвал, где видим свет зажженной свечи. В углу сидя спит наш лейтенант. Он успел забежать сюда, как только начался воздушный налет. Сажусь в угол и пытаюсь уснуть. В дверях вспыхивает яркий свет, и внутрь кто-то входит. Из радиоприемника доносятся приглушенные звуки маршей. Их сменяет человеческий голос: «Бои за столицу приобретают ожесточенный характер… Занятая врагом станция Кёпеник после контратаки снова в наших руках, но враг настойчиво атакует. Прорыв советских войск на Пренцлауэр Аллее был остановлен. Враг пытается прорваться в Берлин через северные пригороды». Затем звучит гимн «Германия превыше всего!». Вспоминаются слова Геббельса — «Самый жуткий и темный час — предрассветный!».

Свеча гаснет. Дверь бомбоубежища плотно закрыта. Из темного угла доносится храп, кто-то разговаривает во сне. Сворачиваюсь калачиком и пытаюсь уснуть, но сон никак не идет. Мысли не дают мне покоя. Смотрю на часы. Уже поздно. Минувший день как-то незаметно сменился новым, пока мы лежали здесь в ожидании чего-то неясного. Я не знаю, почему это [75] 125-й корпус советской 47-й армии, поддерживаемый 50-й гвардейской танковой бригадой, приблизился к немецким оборонительным позициям близ Шпандау и Гатова, однако не стал предпринимать попыток прорваться в город. .

Примерно в три часа в наш подвал спускается вестовой. Мы получаем приказ отправиться в полицейское училище, что возле Йоханнесштифта [76] Евангелическая основа подготовки священников и социальных работников, образование инвалидов и забота о престарелых. Комплекс, построенный в 1910 году, предназначался для 1600 человек. , где уже мирно спят наши товарищи, руководимые штабе-фельдфебелем. Поднимаемся вверх по лестнице и выходим на свежий ночной воздух. Впереди угрожающе высится громада административного здания. Догорают руины лесопилки. Над поверхностью земли висит туман.

Идем по улицам и почти спим на ходу. Не обращаем внимания на окружающее пространство, оно повсюду кажется нам совершенно одинаковым. Хотим отдыха, страстно желаем поскорее найти место, где можно спокойно вытянуться и уснуть. Проходим в ворота, где на секунду вспыхивает свет фонарика. Рядом со входом видим караульную будку. Идем через площадь, шагая по мягкому песку. Перед нами оказываются свежепокрашенные домики казарм. Проходим через стеклянную дверь, которая закрывается за нами. Вестовой открывает дверь комнаты, ведущей в казарму, где ярко горит свет. Бросаем вещи на пол и заваливаемся на койки. Мы хотим только одного — спать.

Чей-то голос сообщает, что мы можем получить суп. Двое наших собирают котелки и уходят. Вскоре они возвращаются с полными котелками. Едим густую кашу, которую, должно быть, оставили полицейские, которых спешно бросили в бой. После этого, сытые и довольные, снова ложимся спать.

Яркий дневной свет льется в окна, когда штабс-фельдфебель пробегает по коридорам и свистит в свисток, чтобы разбудить нас. Как только наступает затишье, их величества сразу же вспоминают свои старые казарменные привычки. Ворча, поднимаемся с коек. Мы все еще испытываем усталость, избавиться от которой нам так и не дал короткий сон. Наш повар Эрик уже сварил на кухне кофе. Перед его раздачей взбадриваемся парой глотков шнапса. После этого нам надо идти в другое здание. Нас снова делят на отделения, потому что ночью мы лишились нескольких человек. Командиром нам назначают нового, невесть откуда взявшегося унтер-офицера. Получаем приказ положить вещи в шкафчики, потому что в полдень будет перекличка и проверка наших коек и личных вещей.