Джон Карр - Артур Конан Дойл

Но читателям все было мало, они просили еще и еще, и в результате Дойл возненавидел Холмса, чья известность мешала должной оценке того, что он считал своими лучшими произведениями, доставляя ему к тому же кучу неприятностей. Его неприязнь к Холмсу приняла забавную форму восхваления Уотсона. Монсеньор Р. А. Покс пишет мне: «Давным-давно, когда мы с братьями еще были мальчишками, мы написали ему, указав на несоответствие в одном из рассказов о Холмсе. Он ответил весьма добродушно, что это была его ошибка. Позже, году в 1912 или 1913-м, когда я опубликовал „Мышление и искусство Шерлока Холмса“ — статейку, положившую начало ныне ставшей уже весьма утомительной „холмсологии“, — сэр Артур написал мне и признал, что несоответствий у него было полно. Он утверждал, однако, что в характере Уотсона, по крайней мере, таких несоответствий нет». Он получал сотни писем из всех уголков мира; некоторые адресовались Холмсу с просьбой решить какую-нибудь загадку, некоторые — Уотсону с предложениями значительных сумм, если он сможет уговорить своего друга взяться за то или иное дело, некоторые — самому Дойлу с просьбой о помощи в разгадке тайны. Иногда предложенная ему история его привлекала, и он помогал в ней разобраться, для чего ему приходилось запираться в комнате и воображать себя Холмсом. Время от времени он добивался успеха, хотя трудно представить себе человека, более не похожего на Холмса.

Дойл не смог отделаться от Холмса до конца своих дней, и три добавления были сделаны к циклам после «Возвращения Шерлока Холмса»: еще одна повесть — «Долина ужаса», первая и лучшая гангстерская история, которые вошли в моду во времена Эдгара Уоллеса, и два сборника рассказов: «Его прощальный поклон» и «Архив Шерлока Холмса». Дойл знал, что идеальный детективный рассказ — всегда короткий, и свои четыре повести он старается не перенасытить Холмсом — рассказывает историю внутри истории. Хотя постоянный спрос на Холмса так раздражал его, что он начал недооценивать «Приключения», принесшие ему мировую славу, он всегда очень тщательно работал над добавлениями к саге о Шерлоке Холмсе, и некоторые из лучших рассказов были написаны после воскрешения в 1903 году. «Я решил, — писал он, — раз у меня больше не было такой отговорки, как острая финансовая нужда, никогда не писать больше ничего такого, что было бы хуже, чем я мог бы написать. И поэтому я не писал больше рассказов о Шерлоке Холмсе, если у меня не было достойного сюжета и проблемы, интересной мне самому, ибо это первое условие для того, чтобы заинтересовать кого-нибудь еще. Если я смог так долго использовать этого героя и если читателям последний рассказ понравится — а он понравится — так же, как первый, то это именно потому, что я никогда или почти никогда не выдавливал из себя рассказы силой».

Когда читатели жаловались, что поздним рассказам далеко до ранних, Дойл обычно не соглашался. Джону Гору, обвинившему его в снижении уровня, когда заключительный цикл публиковался в «Стрэнде», он писал:

«Я прочел с интересом и без обиды ваше замечание о рассказах про Холмса. Я не мог обидеться, потому что я сам к ним никогда серьезно не относился. Но даже в самых безыскусных вещах есть свои градации, и я подумал, не потому ли они произвели на вас меньшее впечатление, что мы, чем старше, тем становимся просвещеннее и все больше теряем вкус к новизне. Мне самому уже не по душе то, чем я восторгался в юности.

Я проверяю рассказы о Холмсе их воздействием на юные умы и вижу, что они очень хорошо проходят такую проверку. Я верю в свои критические способности, потому что сужу очень непредвзято, и, если бы я должен был выбрать шесть лучших рассказов о Холмсе, я бы, конечно, назвал „Знаменитого клиента“ из последнего цикла, а также „Львиную гриву“, которая будет опубликована следующей. „Знатный холостяк“, о котором пишете вы, у меня в списке был бы где-нибудь в конце.

Я всегда говорил, что полностью откажусь от него, как только он опустится ниже своего уровня, но пока, кроме вашего письма (которое, может быть, окажется симптоматичным), ничто не давало мне оснований подумать, что он уже не возбуждает прежнего интереса».

Шестидесятое, и последнее, приключение Шерлока Холмса «Старый дом Шостокомба» появилось в «Стрэнде» в апреле 1927 года. Это был прощальный поклон Дойла в роли автора лучших сказок для взрослых и создателя двух персонажей, которые доставили, наверное, больше удовольствия миллионам людей во всем мире, чем любые другие литературные герои. «Итак, читатель, мы прощаемся с Шерлоком Холмсом, — писал он. — Я благодарю тебя за твое постоянство и могу лишь надеяться, что и я дал тебе кое-что, отвлекая тебя от жизненных забот и пробуждая новые мысли, что возможно только в королевстве романтической литературы».

В Давосе жизнь Дойла и его семьи была «ограничена снегом и хвоей, нас окружавшими», время свое он делил между работой и спортом. В 1892 году вышел английский перевод «Мемуаров Барона де Марбо», и это побудило его перечитать французский оригинал, который он назвал «лучшей книгой о солдатах в мире». Решив описать приключения императорского солдата, взяв за прообраз Марбо, он проглотил все книги о наполеоновских войнах, которые смог одолжить или купить, чтобы избежать ошибок в исторических подробностях. Первый рассказ, который он читал своим американским слушателям, появился в «Стрэнде» в декабре 1894 года, и с апреля по сентябрь 1895 года «Подвиги бригадира Жерара» приводили в трепет читателей журнала. Последний рассказ был напечатан в декабрьском номере.

Давайте посмотрим, насколько создатель бригадира Жерара был в долгу у Марбо и его «Мемуаров».

Прежде всего мы заметим, что Марбо не очень высокого мнения об уме своих командиров, чью доблесть он снисходительно похваливает — иногда. Свой собственный ум он подчеркивает постоянно, а свою храбрость описывает еще более четкими выражениями: «Я думаю, я могу сказать без особой похвальбы, что природа отпустила мне немалую долю мужества; я даже добавлю, что бывало время, когда мне нравилось быть в опасности, о чем достаточно, по-моему, свидетельствуют мои 13 ранений и некоторые непростые поручения, которые я выполнял». Он объясняет, почему так запаздывает официальное признание его храбрости: «В наше время, когда повышение в чине и награды раздаются столь щедро, какая-нибудь медаль, конечно же, досталась бы офицеру, так презревшему опасность, как я, когда ехал к 14-му полку; но при императоре подобный героический поступок считался столь естественным, что я не получил Крест за отвагу, да мне никогда и не приходило в голову просить его». Однако наступает момент, когда Наполеон не может больше не замечать его подвигов: «Ожро рассказал о той преданности, с которой я отвез приказ в полк через цепи казаков, и начал подробно перечислять все опасности, — выпавшие на мою долю во время выполнения этого задания, и описывать то, как я поистине чудесным образом избежал смерти после того, как меня раздели и оставили голым на снегу. Император ответил: „Марбо вел себя великолепно, и я за это вручил ему Крест“».