Андрей Жуков - Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

Итак, кавказский этап биографии Унгерна был завершен. Оставалось решить единственный вопрос: что делать дальше? На разваливавшемся фронте, среди деморализованной армии оставаться было бесполезно. Поддержание настоящей боеспособности в отдельно взятой воинской части напоминало толчение воды в ступе. Страшная вещь, о которой несколько месяцев назад нельзя было и подумать, вдруг стала явью — армии больше нет. Осталась одна видимость, внутри полная гноя и разложения. Спасти положение могло только великое чудо. Или великий вождь. Но явление великого вождя в стране, которая потеряла всякие устои, опору, а главное, потеряла веру, — явление вождя в такой стране и было великим чудом. Зараза большевизма и пораженчества пожрала армию, скоро окончательно пожрет и страну.

Документов, свидетельствующих о жизни барона Унгерна в эти страшные весну и лето великой российской смуты, практически не осталось. По свидетельству Альфреда Мирбаха, мужа сводной сестры Унгерна, лето 1917 года Унгерн проводил в Ревеле. Возможно, там он дожидался известий от своего друга Г. М. Семенова, который также покинул Кавказский фронт поздней весной 1917 года. В свое время Унгерн и Семенов нередко обсуждали возможность формирования бурятских и монгольских частей в Забайкалье, где у Семенова были знакомства, связи, при которых дело могло пойти на лад. Однако Семенов с Кавказа отправился в родной 1-й Нерчинский полк, где его неожиданно избрали делегатом на 2-й круг Забайкальского казачьего войска. Впрочем, почему неожиданно? Семенов всегда был хитер и умен, хитер и умен нутряным, мужицким умом. (Именно так и охарактеризовал Р. Ф. Унгерн в 1921 году Г. М. Семенова на допросе у красных: «… Семенов — умный человек. На ваш вопрос, что я понимаю под термином умный, отвечаю: расчетливый, понимающий выгоды».) Свои политические взгляды всегда держал при себе, на людях выступал за Учредительное собрание. В приверженности монархии, «старому режиму», заподозрить его было трудно. (Правда, по свидетельству дочери Г. М. Семенова, Елизаветы Григорьевны Ярцевой, в кабинете дома Семенова в Дайрене летом 1945 года висел портрет последнего русского императора Николая II.) Да, Семенов хотел навести порядок, боролся с агитаторами, разложенцами, трусами, дезертирами… Боролся сурово. Ну и что? Вот уже сам вождь «Великой бескровной русской революции» военный министр А. Ф. Керенский призывает сделать все возможное, чтобы восстановить в войсках утраченную дисциплину. К восстановлению железной дисциплины и к суровому наказанию (вплоть до смертной казни) агитаторов, дезертиров, уклоняющихся от выполнения воинских приказов, открыто призывают генерал-демократ, командующий 8-й армией Л. Г. Корнилов, военный комиссар Юго-Западного фронта, социалист-революционер, в недалеком прошлом террорист № 1 Борис Савинков… Все понимают, что без дисциплины и порядка невозможно никакое наступление. А без удачного наступления конец один: или осенью сомнут немцы, или придут к власти набирающие все большую силу большевики.

Семенов попытался полностью использовать подходящий, как ему казалось, момент. Он обращается с письмом к военному министру и главе правительства А. Ф. Керенскому, в котором излагает свои соображения по поводу недавно вышедшего приказа верховного командования о национализации русской армии [18]и предлагает проект формирования бурят-монгольских конных частей в русле общего «строительства революционной армии». Два десятка лет спустя в своих мемуарах Г. М. Семенов так будет пояснять для потомков свое неожиданное желание послужить делу новой, революционной России: «Не исключалась возможность под флагом «революционности» вести работу явно контрреволюционную. Среди широкой публики мало кто в этом разбирался; важно было уметь во всех случаях и во всех падежах склонять слово «революция», и успех всякого выступления с самыми фантастическими проектами был обеспечен». О незаурядных интеллектуальных способностях есаула Семенова и о его умении верно ориентироваться в политических хитросплетениях послереволюционного времени говорит и сама история отправки его письма всесильному главе правительства.

В соответствии с воинским уставом любой военнослужащий вправе свои доклады, жалобы, предложения и т. п. подавать исключительно по инстанции — то есть своему непосредственному начальнику. Однако Семенов прекрасно понимал, что в условиях революционной неразберихи его проект вряд ли дойдет до Керенского, если использовать, так сказать, «законные пути». Презрев установленную субординацию, Семенов отправляет письмо непосредственно адресату, через голову своего прямого начальства. Психологический расчет автора письма был точен: упивающийся своей властью и популярностью Керенский «не найдет ничего предосудительного в том, что незначительный казачий офицер обращается со своим проектом непосредственно к главе правительства».

Действительно, ответ не заставил себя долго ждать: проект Семенова был передан на заключение мобилизационной комиссии Главного штаба. «Там мысль использовать инородцев Сибири для новых формирований, которые могли бы послужить образцами для реорганизации русской армии, была встречена сочувственно, и я был вызван в Петроград».

Прибытие Г. М. Семенова в Петроград совпало с подавлением большевицких выступлений, произошедших 3–6 июля 1917 года. Вид загаженной «революционной столицы» с заплеванными подсолнечной шелухой улицами, с праздношатающимися неряшливо одетыми, часто пьяными солдатами произвел на казачьего офицера гнетущее впечатление. Столица была полна слухами о готовящемся новом выступлении большевиков. Власти, в том числе и военные, находились в полной растерянности и не могли, да и не хотели, предпринять что-либо конструктивное. Вместе с тем Семенов убедился, что в атмосфере всеобщей неразберихи и безответственности было бы достаточно сил юнкеров одного или двух военных училищ, чтобы навести порядок в столице. Однако меры, по мнению Семенова, должны быть предприняты самые решительные: арест членов Петроградского совета, немедленное предание их суду военного трибунала как вражеских агентов и безотлагательное приведение приговора суда в исполнение на месте, «чтобы не дать опомниться революционному гарнизону столицы и поставить его перед фактом уничтожения совдепа». В случае необходимости Г. М. Семенов предлагал подвергнуть аресту Временное правительство, передав всю верховную власть главнокомандующему генералу А. А. Брусилову.

Своими далеко идущими планами Семенов решил поделиться с полковником М. А. Муравьевым, возглавлявшим Всероссийский революционный комитет по формированию Добровольческой армии. Муравьева план Семенова чрезвычайно заинтересовал, однако он считал необходимым доложить А. А. Брусилову и испросить его согласия на проведение переворота. Семенов же вполне резонно полагал, что лучше поставить Верховного главнокомандующего уже перед совершившимся фактом. В результате никаких шагов предпринято не было, по русскому обычаю все решили отложить «на потом».