Андрей Жуков - Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

В ночь на 29 июля Азиатская конная дивизия подходит к деревне Ново-Дмитриевке, лежащей на речке Иро. В деревне расположилась 109-я дружина особого назначения (ДОН). Еще не поднимался туман от земли, когда унгерновцы со всех сторон обрушились на красных. Никакого боя фактически не было: большинство «доновцев» предпочли сдаться на милость победителей. Пытавшиеся бежать коммунисты и комиссары пали под ударами сабель. В это время Унгерну донесли, что с севера к деревне движется большой отряд красных, не менее 100 бойцов, усиленный артиллерийским дивизионом из 8 орудий. Это был Иркутский комендантский батальон — отлично экипированная и подготовленная красная часть. Артиллеристы унгерновцев еще до начала боя успели затащить два орудия на одну из ближайших сопок и открыли огонь прямой наводкой по позиции красных. Красноармейцы понесли большие потери от шрапнельного огня и скоро утратили способность сопротивляться. Окончательно добила Иркутский батальон атака монгольской конницы во главе с Бишерельту-гуном: не выдержав их атаки, красные стали отходить по склонам сопок на север, но были отрезаны силами 1-го Конного полка… Пленные были выстроены в две шеренги. «Генерал Унгерн обходил пленных, со многими милостиво разговаривал, — вспоминал подполковник Торновский. — Человек 25–30 из числа желающих принял на службу в Азиатскую конную дивизию, остальным приказал похоронить убитых красноармейцев, а раненых взять с собой и с миром идти по домам». Сколько из этой тридцатки пленных, перешедших на сторону Унгерна, было чекистов и провокаторов? Вопрос риторический — ответа на него мы никогда не узнаем. Но то, что агенты красных внедрились в дивизию Унгерна, показал дальнейший ход событий.

В то время когда Азиатская конная дивизия вела бои у деревни Ново-Дмитриевка, экспедиционный корпус красных под командованием бывшего прапорщика К. И. Неймана перешел советско-монгольскую границу и двинулся на Ургу. В состав корпуса входили бойцы Красной армии, народно-революционной армии ДВР, монгольские революционные части во главе с Сухэ-Батором и Чойбал-саном — всего более 10 000 человек. Корпусу были приданы 20 артиллерийских орудий, 2 броневика и 4 аэроплана. Силы красных значительно превосходили силы всех подчиненных барону Унгерну отрядов, действовавших на территории Монголии и современной Тувы. Прикрытие Урги Унгерн поручил хорунжему Немчинову, выделив ему Тибетский дивизион (всего около 300 сабель) и несколько пулеметов. Отряд Немчинова дал красным частям два боя: на реке Иро и на перевале у Махотая (150 верст к северу от Урги). Естественно, сколько-нибудь серьезного сопротивления красным отряд Немчинова оказать не мог и был разбит. Оставшиеся в живых тибетцы ушли в Ургу к Богдо-гэгэну, а сам Немчинов с несколькими сопровождающими и советником Унгерна монгольским князем Жамболон-ваном двинулись по направлению к озеру Буирнур. По пути Жамболон отстал от Немчинова, не желая бросить свой караван из семи верблюдов, груженных, по выражению H.H. Князева «благоприобретенным в Урге имуществом». В результате вместе со своими верблюдами Жамболон нарвался на красных монгол, был ими ограблен и расстрелян. Не позаботился об эвакуации Урги и печально известный комендант города подполковник Сипайлов, думавший лишь о спасении собственной шкуры как от красных, так и от барона. В результате его предательских действий в Урге были оставлены около 200 раненых унгерновцев, а также офицерские семьи. Все они попали в руки советских войск, которые вошли в монгольскую столицу 9 июля 1921 года… В 10 верстах от города представители монгольского революционного правительства и Красной армии были встречены начальником дворцовой гвардии, который приветствовал новых властителей от имени хутухты. По сообщению Монгольского телеграфного агентства (МОНТА), «весь город наполнен гарцующими всадниками, вся Урга была на улицах. Правительство (Монгольское революционное правительство. — А. Ж.) и командиры частей (Красной армии. — А. Ж.) получили от хутухты в знак дружественного отношения красные шелковые шарфы; беспрерывно являются представители монастырей и других слоев населения, принося подарки и выражают благодарность за освобождение от банд Унгерна». На состоявшемся позже празднике «победы монгольской народной революции» в процессе «всенародного ликования» значительное количество «белых русских», не успевших бежать из Урги, было принесено в жертву «революционному партизанскому знамени»: «монгольские ленинцы» вырывали из груди у пленных сердца и съедали их. В числе «принесенных в жертву» оказался и начальник белой контрразведки Филимонов. Впрочем, как отмечает историк В. В. Акунов, «пир победителей длился недолго». Главком революционной армии Д. Сухэ-Батор, успевший съездить на поклон «махатме Ленину» в Москву, скоропостижно скончался 20 февраля 1923 года; вероятнее всего, он был отравлен. Премьер-министр, министр иностранных дел Д. Бодо, отважившийся на весьма нелестные отзывы в отношении советских «кураторов» и «советников», был освобожден от всех постов и казнен большевиками в Урге в 1922 году как «контрреволюционер», поддерживавший связи «с американским консулом, Джа-ламой и русскими белогвардейцами». Хатан Баторван Максаржав, которому так доверял барон Унгерн, тоже успел побывать в Москве и вскоре отправился на тот свет также не без помощи яда — в конце 1926 года у него неожиданно развился паралич рук и ног. Через несколько месяцев «неутешные» соратники проводили Максаржава в последний путь. Не пройдет и десяти лет, как Монголия окажется в состоянии глубокого кризиса — политического, экономического, социального. Восстания… Тысячи погибших… Огромный материальный ущерб — поголовье скота сократилось на треть. В1938 году советник НКВД Голубчик докладывал в Москву об «успехах» в строительстве социализма в Монголии: «из 771 монастыря 615 обращены в пыль. Работает 26 храмов. Из 85 тысяч лам числятся в ламах 17 338 человек». Куда же делись остальные 70 000? Наивный вопрос! Остальные — либо арестованы и расстреляны, либо «перешли в светское состояние»… Как отмечалось в заявлении ТАСС (июль 1990 года), «некоторые граждане МНР, включая ряд руководящих деятелей МНРП и членов правительства, были незаконно осуждены и погибли в СССР…» Репрессии начинались под прямым давлением тогдашних советских руководителей и Коминтерна, в них принимали активное участие советские инструкторы и советники. Особый акцент делался на истреблении древних монгольских родов и уничтожении национальных традиций и реликвий. Под руководством советников из НКВД — Чопяка, Голубчика, Кичикова («В начале 1930-х гг. высшее руководство СССР стало вплотную, непосредственно заниматься монгольскими делами», — указывает современный российский монголовед С. К. Рощин). МВД Монголии, возглавляемое маршалом X. Чойбалсаном, произвело кардинальную чистку всех монгольских аристократических родов, в том числе и известных потомков рода Чингисхана. Целые семьи уводились в степь, чтобы там расстрелять их и похоронить в безымянных братских могилах. Кого-то из Чингисидов отправили в ГУЛАГ в Сибири, где они работали до смерти или таинственно и бесследно исчезали. Волна гонений уничтожила целое поколение монгольских историков, лингвистов, археологов и других ученых, как-то связанных с темой Чингисхана и Монгольской империи. Примерно в 1960-х годах, спустя 800 лет после рождения Чингисхана, его духовное знамя — сульдэ — исчезло из хранилища, где его держали коммунисты. Вот что пишет об этом американский ученый Дж. Уэзерфорд: «В XVI веке один из его потомков, лама Данабадзар, построил монастырь, предназначением которого было хранить и защищать это знамя. Через бури и потрясения истории, вторжения и гражданские войны пронесли буддийские монахи из тибетской секты Желтых шапок это великое знамя, но и они ничего не смогли противопоставить тоталитарному режиму XX столетия. Монахов перебили, а духовное знамя исчезло». С тех пор о сульдэ Чингисхана нет никаких сведений… [36]Но все это будет много позднее… А мы возвращаемся к барону Р. Ф. фон Унгерн-Штернбергу и его дивизии в лето 1921 года от Рождества Христова…