Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

— Я хочу купить, — продолжал он, — шелку на шесть тысяч флоринов на фабриках Виченцы, расплатившись с фабрикантами этими векселями, находящимися в моем распоряжении, которые я перепишу на них. Я уверен, что продам шелк и заработаю на этом десять процентов. Поедемте с нами, и я дам вам за это двести цехинов и вы таким образом покроете то поручительство в двести цехинов, которое вы мне выдали за перстень. Нам нужно на все это лишь двадцать четыре часа.

Я туда бы не поехал, но желание получить на руки цену моего поручительства сбило меня с толку. Я согласился. Если я не поеду, рассудил я, он продаст шелк с убытком в двадцать пять процентов и я не увижу больше своих денег. Я предложил отправиться вместе завтра спозаранку. Он показал мне рекомендательные письма к первым домам Виченцы. Скаредность, которая для меня, вообще-то, не характерна, завлекла меня.

Итак, я в Этуали, назавтра, рано утром. Запрягли четверку лошадей. Является хозяин с карточкой, и П. К. просит заплатить. Я вижу счет в пять цехинов, из которых четыре потрачены хозяином, так как месье должен был их возчику, которого нанял в Фюзине. Я, усмехнувшись, уплатил. Мучитель выехал из Венеции без единого су. Мы садимся в коляску, приезжаем в Виченцу через три часа и останавливаемся под вывеской «Шляпы». Он заказывает хороший обед, затем оставляет меня со своей дамой, отправившись говорить с фабрикантами шелка.

М-м К. упрекает меня за мое упущение. Она говорит, что уже восемнадцать лет меня любит, что нам было по девять лет, когда мы впервые увиделись в Падуе. Она напоминает мне: она дочь того антиквара, друга аббата Гримани, который поместил меня в пансион склавонки. Эта новость меня заставляет рассмеяться, напомнив, что ее мать меня любила.

Но тут пришли приказчики из лавки со штуками шелка. М-м К. развеселилась. Менее чем в два часа комната оказалась заполнена. Пришел П. К. с двумя хозяевами, которых пригласил обедать. К. с ними кокетничает, мы обедаем, запивая в изобилии обед изысканными винами. После обеда приносят еще шелку; П. К. принимает товар, соглашаясь с ценой, но хочет еще. Ему обещают назавтра, несмотря на то, что это будет воскресенье.

В сумерки появляются графы, потому что в Виченце все люди благородного сословия графы. П. К. раздает им свои рекомендательные письма. Это Вело, Сессо, весьма любезный Тренто; они приглашают нас в казен, где собирается знать. К. там блистает. Проведя там два часа, П. К. приглашает их поужинать с нами. Веселье и изобилие. Меня это все изрядно утомило; я ничего не говорил, мне не сказали ни слова. Я отправился лечь на третий этаж, оставив их за столом. Утром спускаюсь завтракать и вижу, что несут много шелка; это продолжалось до полудня и должно было накопиться уже изрядно. П. К. сказал, что закончат все завтра, и что мы приглашены на бал, где будет все общество. Хозяева-фабриканты, с которыми он вел дело, явились все к нам обедать. Сплошное изобилие.

Ночью на балу мне это все разонравилось всерьез. Все болтали с К. и с П. К., которые не говорили ничего стоящего, и когда я говорил слово, меня не слушали. Я пригласил даму на менуэт, она танцевала, но смотрела при этом по сторонам. Сделали контрданс, и я оказался исключен, а эта дама танцевала уже с другим. Если бы я был в хорошем настроении, я бы этим пренебрег, но я предпочел вернуться в гостиницу и лечь спать, не понимая, почему свет Виченцы меня так третирует. Мной пренебрегали, может быть, потому, что я не был упомянут в письмах, которые предъявлял П. К., но следовало все же соблюдать правила вежливости. Я решил отнестись к этому спокойно. Назавтра надо было уезжать.

Назавтра утром пришли сказать, что завтрак готов в комнате внизу; я немного запоздал. Гарсон пришел, говоря, что мадам моя супруга просит меня поторопиться. При слове «супруга» моя рука падает на физиономию этого невинного бедняги, а моя нога попадает ему в брюхо, отправляя его по ступеням лестницы, с которых он скатывается с риском сломать шею.

Я спускаюсь в ярости, вхожу в комнату, где меня ждут, и спрашиваю у П. К., кто это представил меня в гостинице как мужа мадам, и в тот момент, как он отвечает мне, что ничего не знает, входит хозяин с ножом в руке и спрашивает, почему я спустил с лестницы его племянника. Я спрашиваю, держа в руке пистолет, кто ему сказал, что я муж этой женщины. Он отвечает, что это сам г-н капитан П. К., который диктовал список приезжающих. Я беру капитана за колет, толкаю его на стену и лишь хозяин со своим ножом мешает мне расшибить ему голову рукояткой моего пистолета. Мадам, как обычно, падает в обморок. Мерзавец лишь кричит: «Неправда, неправда». Хозяин выходит, возвращается быстро с книгой регистрации и с негодующим видом сует ее под нос трусу, требуя повторить, что это не он продиктовал: «П. К., имперский капитан, с г-ном и г-жой Казанова». Тот отвечает, что плохо помнит, при этом хозяин тычет ему книгу в физиономию. Когда я увидел, как этот трус терпит такой афронт, не помня, что он при шпаге и надел мундир, я вышел из залы, поднялся по лестнице и сказал племяннику хозяина подать мне коляску с парой лошадей до Падуи. Кипя от гнева, я взял свои пожитки, слишком поздно осознав непростительную ошибку, которую совершает порядочный человек, связавшись с мерзавцами. Но тут появляется м-м К.

— Выйдите отсюда, потому что я вне себя и не окажу уважения вашему полу.

Она бросается в кресло и, утопая в слезах, говорит мне, что она не виновата; когда нахал диктовал список, ее при этом не было. Появляется жена хозяина и говорит то же самое. Мой гнев между тем испаряется вместе со словами, и я вижу в окне, что коляска, которую я заказал, уже готова. Я вызываю хозяина, чтобы оплатить то, что может составить мою часть расходов. Он отвечает, что, так как я ничего не заказывал, я ничего не должен. В этот момент появляется граф Вело.

— Бьюсь об заклад, синьор граф, что вы полагали, что эта женщина моя жена.

— Это знает весь город.

— Какого черта! Я удивлен, что вы этому поверили, зная, что я поселился один в этой комнате и что вчера вечером я ушел с бала, оставив ее там.

— Бывают удобные мужья.

— Я не из их числа, и таковых нет среди людей чести. Выйдем отсюда, и я уверю вас в этом.

Граф кидается к лестнице и покидает гостиницу. К. задыхается от рыданий, но не внушает мне жалости. Но я подумал, что если я уеду, ничего не заплатив, скажут, посмеявшись, что я проделал штуку, что я смошенничал. Я велю хозяину принести счет, непременно решив заплатить половину. Он идет принести счет, но тут новый сюрприз. М-м К, бросившись на колени и плача, говорит, что если я ее покину, она пропала, потому что у нее нет ни денег ни чего, что можно оставить в заклад. Как? У вас нет ничего при четырех тысячах экю в шелке?