Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

На другой день, это было воскресенье Квазимодо [38] Фомино воскресенье — прим. перев. , я почувствовал необходимость пойти в отель Бретань. Заходя туда каждый день, я не мог прекратить эти посещения, не возбудив подозрений. Но какое это трудное дело! Нужно было показывать веселость и спокойствие в семье, которая, я уверен, должна была испытывать, смущение и печаль!

Я пришел в час, когда вся семья должна была быть за столом, и, соответственно, направился прямо в залу. Я вхожу, по своему обыкновению, веселый и смеющийся, и сажусь к столу напротив мадам. Я делаю вид, что не замечаю ни ее удивления, ни вспыхнувшего лица. Минуту спустя я спрашиваю у нее, где Мисс; она смотрит на меня и не отвечает.

— Она не больна?

— Я ничего не знаю.

По ее сухому тону я понимаю, что надо быть серьезным, я делаюсь задумчив и остаюсь таким добрую четверть часа, не говоря ни слова. Я нарушаю, наконец, молчание, вставая и спрашивая у нее, не могу ли я чем-нибудь быть полезен. Она благодарит меня весьма холодно. Я выхожу из залы и иду в комнату Мисс, где нахожу Мадлен в одиночестве. Я спрашиваю у нее, подмигивая, где ее хозяйка, и она сразу просит меня сказать ей, если я сам это знаю.

— Она ушла одна?

— Я ничего не знаю, но думают, что вы знаете все. Прошу вас оставить меня.

Притворяясь удивленным, я медленно ухожу и сажусь в свою коляску, весьма довольный, что выпутался из этой неприятности. Я полагаю, что, действуя естественно, я не должен больше показываться у этой дамы, которая должна знать, что я очень мало замешан, и что, виновный или нет, я должен это подтверждать.

Во вторник, очень рано, я вижу, как у моей двери останавливается фиакр, и из него выходят м-м Кс. К.В. вместе с г-ном Фарсетти. Я выхожу к ним, благодарю, что они пришли позавтракать со мной, и прошу присесть перед огнем. Мадам отвечает, что она пришла не завтракать, а поговорить о важном деле. Она садится, и г-н Фарсетти устраивается рядом. Я отвечаю, что я весь к ее услугам.

— Я пришла просить вас вернуть мне дочь, если она находится в вашем распоряжении, или сказать мне, где она, и по любому, я добьюсь своего.

— Мадам, я ничего не знаю, и я удивлен, что вы подозреваете меня в преступлении.

— Я не обвиняю вас в похищении, я не явилась сюда обвинять вас в преступлениях, ни угрожать вам, я прошу вас о проявлении дружеского участия. Помогите мне ее найти, сегодня же; я уверена, что вы все знаете; вы ее единственный друг; она проводила с вами по два-три часа каждый день; невозможно, чтобы она вам не доверила всего. Явите жалость к отчаявшейся матери. Все будет спасено, потому что никто ничего еще не знает. Ее честь не пострадает.

— Я все это понимаю, мадам, но повторяю, что я ничего не знаю.

Она бросается передо мной на колени, утопая в слезах, в то время, как Фарсетти говорит, что она должна постыдиться так унижаться перед человеком моего сорта.

— Объяснитесь передо мной, — говорю я, вставая, — относительно моего сорта .

— Люди уверены, что вы все знаете.

— Те, кто уверен, дураки. Выйдите и подождите меня в коридоре. Вы увидите меня через четверть часа.

Я толкаю его в плечо, и он выходит, говоря мадам следовать за ним, но она остается, чтобы меня успокоить, говоря, что я должен извинить человека влюбленного настолько, что он хотел жениться.

— Я это знаю, но ваша дочь ненавидит его еще больше, чем Генерального фермера.

— Она ошиблась; но речи больше не идет об этой женитьбе. Вы знаете все, потому что вы дали ей пятьдесят луи, без которых она никак не смогла бы уйти.

— Это неправда.

— Это правда. Вот кусок вашего письма.

Она дала мне фрагмент письма, которое я написал Мисс, когда отправил ей пятьдесят луи, чтобы поддержать потребности ее старшего брата. Вот слова, которые можно было прочесть:

«Я надеюсь, что эти несчастные пятьдесят луи смогут вас убедить, что я не пожалею ничего, и самой жизни, чтобы убедить вас в моей любви».

— Хотя я и должен подтвердить, — сказал я ей, — что посылал эту сумму, скажу вам также, что дал их только для того, чтобы она могла оплатить траты вашего старшего сына. Он их получил, и он благодарил меня.

— Мой сын?

— Да, мадам.

— Я полностью возмещу их вам.

Она спускается во двор, где ее дожидается Фарсетти, и приказывает ему подняться, чтобы он услышал от меня самого, что пятьдесят луи, которые я дал, были предназначены для ее сына, но наглец мне говорит, что это неубедительно. Я смеюсь ему в лицо и прошу мадам подтвердить этот факт, заверив ее, что всегда старался убедить ее дочь выйти замуж за Попелиньера.

— Как вы смеете говорить такое, — прервал меня Фарсетти, — в то время как в вашем письме вы говорите ей о вашей любви?

— Я признаю, — отвечаю я, — что люблю ее, и что, стараясь внушить ей мысль выйти за этого рогоносца, я этим подрываю основы. Моя любовь, преступная или нет, была темой разговоров, которые я вел с ней все время, пока был с ней. Если бы она доверила мне, что хотела бы убежать, я бы ее или отговорил, или уехал бы вместе с ней, потому что я был и остаюсь влюблен в нее. Никогда я не дал бы ей денег, если бы она бежала без меня.

— Мой дорогой Казанова, — говорит мадам, — я хотела бы верить, что вы невиновны, если вы хотите объединиться со мной, чтобы ее разыскать.

— Я готов, мадам, и предлагаю сегодня же начать поиски.

— Когда вы что-нибудь узнаете, дайте мне знать.

В соответствии с этим обещанием, я не видел препятствий, чтобы пойти на следующий день переговорить с г-ном Шабан, начальником полиции, чтобы просить провести расследование по поводу бегства этой девушки. Я просто посчитал, что этот демарш с моей стороны послужит тому, чтобы лучше меня прикрыть. Этот человек, вполне обладавший умом, присущим этой профессии, и хорошо ко мне относившийся с тех пор, как Сильвия познакомила меня с ним у себя пять или шесть лет назад, рассмеялся, когда понял, по какому поводу я прошу провести расследование. Он спросил меня, действительно ли я считаю нужным, чтобы было раскрыто место, где находится англичанка. Со своей стороны, мне нетрудно было понять, что он готов ткнуть меня в него носом. Я перестал в этом сомневаться, когда, выходя от него, столкнулся с г-ном Фарсетти.

На следующий день я направился отчитаться о моем бесполезном демарше перед м-м Кс. К.В. Она ответила мне, что была более счастлива, чем я, в своих изысканиях, и что если я хочу пойти вместе с ней в тот дом, где находится ее дочь, она уверена, что я уговорю ее вернуться домой. Я ответил с безмятежным видом, что готов сопровождать ее всюду. Поймав меня на слове, она поднялась, взяла свою накидку, и, дав мне карточку, сказала приказать моему кучеру следовать по указанному в ней адресу.

Тяжелый момент для меня! Сердце забилось, угрожая выскочить из груди. Я ожидал увидеть адрес монастыря, где находилась Мисс. Не знаю, как бы я это проделал, но, разумеется, я бы туда не поехал.