Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

За ужином у м-м Одибер молодой человек, очень богатый, крупный виноторговец, хозяин фирмы, который провел год в Венеции, усевшись рядом с Марколиной, наговорил ей тысячу любезностей, показывая, что оказался чувствителен к ее прелестям. Я по характеру всегда был ревнив по отношению ко всем моим любовницам, но когда я мог углядеть счастливую судьбу для них в том сопернике, что возникал у меня перед глазами, ревность уходила. В этот первый раз я лишь спросил у м-м Одибер, кто этот молодой человек, и был рад узнать, что он умен, владеет сотней тысяч экю и большими магазинами вин в Марселе и Сете.

На следующий день, в комедии, он вошел в нашу ложу, и я был рад увидеть, что Марколина оказала ему любезный прием. Я пригласил его поужинать с нами, он был благодарен, пылок и нежен. При его отъезде я сказал, что надеюсь, что он как-нибудь еще окажет мне эту честь, и, оставшись наедине с Марколиной, поздравил ее с победой, сказав, что ей улыбается судьба, почти такая же, как м-ль П.П., но вместо того, чтобы увидеть у нее благодарность, увидел гнев.

— Если ты хочешь, — сказала мне она, — от меня избавиться, отправь меня в Венецию; я не хочу выходить замуж.

— Утихомирься, мой ангел, — мне избавиться от тебя? Какое выражение! Какие я тебе подал поводы, чтобы ты могла подумать, что ты мне в тягость? Этот прекрасный человек, воспитанный, богатый, тебя любит, я думал, что он тебе тоже нравится, и хотел бы видеть тебя счастливой и не зависящей от капризов фортуны, я указываю тебе на счастливую долю, а ты мне грубишь? Дорогая Марколина, не плачь, ты меня огорчаешь.

— Я плачу потому, что ты вообразил, что я его люблю.

— Это могло бы быть; я больше не буду так думать. Успокойся, и пойдем спать.

Ее слезы мгновенно перешли в смех и ласки, и мы больше не говорили о виноторговце. Назавтра в комедии он пришел в нашу ложу, и Марколина была с ним вежлива, но холодна. Я не посмел приглашать его поужинать с нами. Дома Марколина поблагодарила меня, что я его не позвал, и сказала, что боялась этого. Этого мне было достаточно, чтобы в будущем быть сдержаннее. Назавтра м-м Одибер нанесла нам визит, чтобы позвать поужинать вместе с ней и виноторговцем; я повернулся к Марколине, чтобы спросить, согласна ли она на это приглашение, и она ответила, что счастлива побыть вместе с м-м Одибер. Та явилась к нам, чтобы нас забрать, ближе к вечеру, и отвезла к торговцу, который дал нам ужин, не приглашая никого другого. Мы увидели дом холостяка, где не было никого, кроме женщины, занимающейся приемом гостей, хозяйки дома. Молодой человек за ужином, весьма утонченным, делил свое внимание между мадам и Марколиной, которая, восприняв прекрасные манеры м-ль П.П., держалась восхитительно. Веселая, любезная, приличная, — я был уверен, что она загорелась благородным виноторговцем.

М-м Одибер не позднее чем на следующий день попросила меня запиской прийти к ней. Я пришел, слегка заинтересованный, и услышал от нее предложение выдать Марколину замуж за виноторговца. Я, недолго думая, ответил, что был бы этому рад, и что для большей гарантии я выдам племяннице десять тысяч экю, но я не могу решиться сам ей об этом сказать.

— Я направлю ее к вам, мадам, и если вы сможете получить ее согласие, я сдержу свое слово, но вы с ней не говорите при мне, потому что это может ее обидеть.

— Я заеду за ней сама, она со мной пообедает, и вы явитесь за ней ко времени комедии.

На другой день она приехала, и Марколина, которую я предупредил, пошла к ней обедать. В пять часов я был у дамы, где, видя Марколину в прекрасном настроении, не знал, что подумать. Они были вдвоем; не будучи вызван м-м Одибер на тет-а-тет, я тем более не стал с ней уединяться, и к комедии мы уехали. Дорогой Марколина воздала тысячу похвал прекрасному характеру этой женщины, ни слова не говоря о деле, но на середине пьесы я обо всем догадался. Я увидел молодого человека в амфитеатре, и он не появлялся в нашей ложе, где были два свободных места.

Какая радость для Марколины была видеть меня за ужином более нежным, чем всегда! Только в постели, в радости близости, она рассказала мне все о беседе, которую провела с ней м-м Одибер.

— Я ответила ей только, — сказала она мне, — что я выйду замуж, лишь когда ты мне это прикажешь. Я благодарна тебе, тем не менее, за десять тысяч экю, которые ты готов мне подарить. Ты выбрасываешь их для меня, а я бросаю тебе обратно. Я отправлюсь в Венецию, когда захочешь, если решишь, что не можешь взять меня с собой в Англию, но я не буду выходить замуж. Похоже, что мы не увидим больше этого месье, впрочем, весьма любезного, которого я могла бы любить, если бы не было тебя.

Разумеется, мы больше о нем не говорили. Настал день свадьбы м-ль П.П.; мы были приглашены, и Марколина появилась там со мной, без бриллиантов, но со всем блеском наряда, который могла бы пожелать.

Я покидаю Марсель. Генриетта в Эксе. Ирен в Авиньоне. Предательство Пассано. Отъезд из Лиона м-м д'Юрфэ.

Этот свадебный обед позабавил только мою любознательность. Изобилие, шумная компания, комплименты, прерванные разговоры, плоские шутки, хохот во все горло над пошлыми вещами довели бы меня до изнеможения, если бы не м-м Одибер, от которой я не отходил. Марколина была все время около новобрачной, которая, собираясь вернуться через восемь дней в Геную, хотела взять ее с собой, обязуясь отправить ее в Венецию, передав для этого в надежные руки; но Марколина не могла и слышать о планах, целью которых было оторвать ее от меня. Она говорила мне, что поедет в Венецию только тогда, когда я сам ее отправлю. Прекрасная свадьба, которую она видела, не заставила ее сожалеть о хорошей партии, которую м-м Одибер ей предложила. Новобрачная демонстрировала на лице полное душевное довольство, я ей выдал сотню поздравлений, она с ними соглашалась и говорила мне, что ее удовлетворение происходит, в основном, от того, что она уверена, что найдет в Генуе настоящего друга в лице Розали.

На второй день свадьбы я собрался уехать. Я начал с того, что разобрал ларец с дарами планетам, сохранив в нем алмазы и отправив с ними все мои деньги в банк Корсиканский Русса, где содержалась также вся сумма, что мне кредитовал Греппи; я взял кредитное письмо на Туртона и Баура; поскольку м-м д'Юрфэ была в Лионе, у меня не могло возникнуть нужды в деньгах. Трех сотен луи, что были у меня в кошельке, мне хватало на текущие расходы. Но относительно Марколины я поступил по другому. Я взял шесть сотен луи, что были у нее, и добавил к ним двадцать пять и оформил обменное письмо на 15 000 на Лион, потому что думал, что воспользуюсь удобной оказией, чтобы отослать их ей. Для этой же оказии я сделал для нее отдельный чемодан, в который она должна была сложить все платья и все белье, что я для нее заказал. Марколина стала настоящей красавицей и восприняла манеры приличного общества. Накануне нашего отъезда мы попрощались с м-м Н.Н., поужинав у нее вместе с ее мужем и всем семейством. Та нежно обняла Марколину и не менее нежно — меня, автора всего ее благополучия, несмотря на присутствие мужа, который засвидетельствовал мне самую крепкую дружбу.