Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

— Если хотите, я буду в их числе.

— Окажете мне честь.

Он дает мне квитанцию и, видя, что это всего гинея, я прошу у него еще одну, оплачиваю их и встаю, чтобы идти, говоря, что надеюсь увидеть его еще в этом кафе. Я переспрашиваю у него название кафе, и он говорит, удивленный, что я его не знаю; но он более не удивляется, когда я говорю, что приехал только что в первый раз в Лондон.

— Вам, пожалуй, будет затруднительно вернуться обратно к себе, и я вас провожу.

Едва выйдя на улицу, он сообщает мне, очень вежливо, что случай привел меня в кафе Оранж, самое скандально известное в Лондоне.

— Но вы туда ходите.

— Я могу туда ходить, повторяя стихи Ювенала: Cantabit vacuus coram latrone vialor [12] Он поет: — у путешественника пустой кошелек, потому что он повстречался с вором — Ювенал. . Мошенники не могут ничего со мной сделать. Я с ними не разговариваю, а они — со мной. Я здесь уже пять лет; я поддерживаю отношения только с милордом Спенсером, я занят литературными трудами, я один, зарабатываю достаточно, чтобы жить в меблированной комнате и обедаю в таверне. У меня дюжина рубашек и эта одежда, и мне хорошо: nec ultra deos lacesso [13] Не прошу от бога ничего сверх того — Гораций. .

Этот человек, говоривший совершенно чисто по-тоскански, мне понравился. Я спросил его дорогой, что мне сделать, чтобы получше поселиться, и, спросив, как я хочу жить и сколько собираюсь пробыть в Лондоне, он посоветовал мне снять полностью на себя целый дом, полностью меблированный и со всем, что нужно для кухни, стола, со столовым и постельным бельем.

— Вам дадут весь инвентарь, — сказал он, — и как только вы дадите поручителя, вы станете полновластным хозяином, поселившись, как англичанин, и подчиняясь только закону.

Я просил его указать мне дом в таком роде, и тут он заходит в лавочку, говорит с хозяйкой, записывает и выходит, скопировав все, что мне нужно, из « Адвертизера » [14] газета. . Тут были разные места, где имелись дома, которые мне были нужны. Наименее удаленный от места, где мы находились, был на большой улице, называемой Пел-Мел, и мы отправились его посмотреть. Старая женщина, отворившая нам небольшую дверь, как только он постучал, показала нам первый этаж и три верхних. На каждом этаже было две комнаты с прихожей, как везде в Лондоне, выходящие на улицу, и две — выходящие во двор. В каждых апартаментах было две кровати, одна — в комнате и одна — в прихожей. Все очень удобное, фарфор, зеркала, сонетки, — все было превосходно. В очень большом шкафу в комнате на первом этаже, где спала старуха, было все белье, а в другой — приборы из серебра, фарфора и фаянса. В кухне — весь набор утвари, в полном изобилии, и в подвале, чего я не ожидал, было все, чтобы устроить всю семью: и погреб и полки, чтобы содержать все, что необходимо для хорошего дома. Владелец хотел двадцать гиней в неделю. Я сказал Мартинелли, что дом мне нравится, и что я хочу его снять немедленно, чтобы въехать, когда захочу.

Когда он перевел старой женщине мое решение, она сказала, что если я хочу сохранить ее в качестве « Housekeeper » [15] домоправительницы. , мне не нужно будет поручительства, ей достаточно будет, чтобы я платил каждую неделю вперед; но если я хочу взять метрдотелем другого человека, ей нужно, по крайней мере, два дня, чтобы согласовать весь инвентарный список с этим человеком, и он должен дать поручителя. Я ответил, что сохраняю ее, но при условии, что она возьмет служанку, которой я буду платить, и которая ей будет подчиняться, но будет, кроме английского, говорить по-французски или по-итальянски. Она пообещала, что найдет служанку завтра; я заплатил ей авансом за четыре недели, и она дала мне квитанцию на имя шевалье де Сейнгальта; в Лондоне я себя называл только так. Мартинелли, довольный, что сослужил мне службу, покинул меня, когда, видя себя на своей улице, я его поблагодарил, пожелав доброй ночи. Я вернулся к м-м Корнелис, которую еще ожидали, хотя прозвонило уже десять часов. Маленький Корнелис спал на канапе.

Вот так, вопреки всем тем, кто говорил, что Лондон это хаос, где вновь прибывшему иностранцу нужно по меньшей мере три дня, чтобы разместиться, я превосходно устроился уже через два часа после прибытия. Я также был обрадован знакомством с Мартинелли, о котором имел самые лучшие отзывы уже в течение шести лет. Он дал мне адрес своей комнаты, которая находилась над кафе Оранж, и адрес своего печатника. Шокированный в глубине души тем, как я встретился с ним в Лондоне, я ждал его с нетерпением, решив дать знакомству доброе продолжение.

Наконец, прозвучал троекратный стук (знак хозяина), и я увидел в окно ее, выходящую из портшеза, ожидаю, пока она поднимется, она входит, подходит, веселая и радостная, что меня видит, но не бросается мне на шею; она не помнит, как рассталась со мной в Гааге; она бросается к сыну, обнимает его, покрывает поцелуями, которые он принимает с сонным видом и возвращает с холодком, говоря:

— Дорогая мамочка, дорогая мамочка.

Я говорю, что он устал, и что для людей, которым нужно отдыхать, она заставила себя слишком долго ждать. Ей говорят, что стол накрыт, и она оказывает мне честь опереться на мою руку, чтобы идти ужинать в залу, которую я еще не видел. Она велит поставить четвертый куверт, я спрашиваю, для кого это, и она отвечает, что для дочери, которую она оставила дома, потому что, когда она сказала ей, что я приехал вместе с ее братом, она спросила, хорошо ли я себя чувствую.

— И вы ее за это наказали?

— Конечно, потому что, мне кажется, в первую очередь она должна быть озабочена здоровьем своего брата, и во вторую — вашим. Не находите ли, что я права?

— Бедная Софи! Мне ее жаль. Узнавание оказывает на нее большую власть, чем голос крови.

— Дело не в сантиментах, а в том, чтобы приучить молодых людей выражаться комильфо.

Она много говорила со своим сыном, который давал ей только заученные ответы, все время с опущенными глазами, с видом уважительным, но никак не нежным. Она говорила ему, что работает, чтобы оставить его богатым после своей смерти, и что она заставила меня привезти его, поскольку он в том возрасте, что может ей помогать и участвовать в ее работах по дому; на это он спросил, каковы эти работы.

— Я даю, — ответила она, — двенадцать ужинов и балов для знати и двенадцать — для буржуа в год, по две гинеи с головы, и бывает частенько до пятисот-шестисот персон, затраты бывают огромные, и мне, будучи одной, невозможно уследить, чтобы меня не обворовали, потому что, не умея быть повсюду, я вынуждена доверять людям, которые, быть может, этим злоупотребляют, но теперь, когда вы здесь, вы сможете следить за всем, мой дорогой сын, держать все под запором, писать, содержать кассу, платить, получать квитанции и ходить по всему дому и смотреть, чтобы дамы и сеньоры были хорошо обслужены, выполнять, наконец, функции хозяина и быть лицом дома в качестве моего сына.