Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12

Она сказала мне, что догадалась, что он меня обокрал, что он бросил свою жену через два года после свадьбы, что неизвестно, где он сейчас, а она находится в Риме в нищете после смерти отца. Я не пытался пойти ее повидать, потому что не мог ей сделать ничего другого, кроме как огорчить ее, заверив, что постараюсь повесить ее мужа всюду, где я его найду. Это намерение я сохранил вплоть до 1785 года, когда я встретил его в Вене, слугой графа Эрдича. Через четырнадцать лет от сей поры, когда мы окажемся там, читатель узнает, что я сделал. Я пообещал Марикучче нанести ей визит в пост и сделать подарки ее детям, и особенно старшей, которая, согласно Марикучче, должна интересовать меня более всех прочих.

Влюбленный в Армелину и несчастный, я внушил жалость принцессе Санта Кроче и кардиналу де Бернис, которых часто развлекал, рассказывая подробно о своих страданиях. Кардинал сказал принцессе, что она вполне могла бы доставить мне удовольствие, получив от кардинала Орсини позволение отвести в оперу или в комедию Армелину, и что в этой прогулке я мог бы своими знаками внимания сделать ее менее суровой. Он сказал ей, что она не должна сомневаться в любезности кардинала, потому что Армелина не была ни монашкой, ни под каким-либо обетом, и что, поскольку надо, чтобы она с ней познакомилась перед тем, как сделать это предложение, это можно будет сделать одномоментно.

— Вам стоит только сказать кардиналу, что вы хотите увидеть устройство этого дома.

— И он даст мне это разрешение?

— Немедленно, так как запрет, который там существует, — это не более чем запрет, относящийся к поведению. Мы пойдем вместе с вами.

— Вы пойдете также? Это будет очаровательная прогулка.

— Попросите у кардинала разрешение, и мы назначим час.

Мне казалось, что я сплю, слыша этот замечательный проект; я увидел, что галантный кардинал любопытствует увидеть прекрасную Армелину, но его любопытство меня не тревожило, потому что непостоянства я за ним не знал. Кроме того, если Армелина ему понравится, я был уверен, что он постарается, как и принцесса, найти для нее мужа, способного сделать ее счастливой, с помощью милостей, которые в Риме имеются в большом количестве.

Три или четыре дня спустя принцесса пригласила меня в ложу в театре Альберти и показала мне записку кардинала, позволяющую посетить дом, вместе с сопровождающими персонами. Она сказала, что мы назначим день и час завтра после обеда. Назавтра с утра начальница пришла к решетке, чтобы сказать мне, что кардинал-патрон дал ей знать, что принцесса Санта Кроче придет осмотреть дом в компании сопровождающих, и это ее очень радует. Я сказал, что я это знаю, и что она увидит меня вместе с принцессой. Она хотела знать, когда это будет, но я этого не знал; я пообещал известить ее, как только узнаю. Она сказала мне оживленно, что эта новость потрясла весь дом и вскружила головы всем тамошним тихоням, потому что, за исключением нескольких священников, врача и хирурга, никто, с самого основания дома, не входил туда из простого любопытства его увидеть… Я сказал ей, что теперь не существует более вопроса об отлучении, и что, следовательно, она не должна более думать об оградах и что она сама может теперь принимать частные визиты без позволения кардинала. Она отвечала мне с улыбкой, что не посмеет.

После обеда мы назначили время назавтра, и я известил об этом руководительницу с утра. Участвовала также герцогиня де Фиано, и мы подъехали туда к трем часам. Кардинал не имел на себе знаков своего достоинства. Он узнал Армелину по моему описанию, и, говоря ей о ее очаровании, он поздравил ее по поводу ее знакомства со мной. Бедная Армелина постоянно краснела, и я думал, что она бросится спасаться бегством, когда принцесса, сказав ей, что в доме нет никого, столь же красивого, как она, одарила ее нежными поцелуями. Бедная Армелина совершенно растерялась и от похвал, которые слышали все остальные девушки, и от поцелуев, которые были воспрещены правилами в этом доме. Приласкав девушку, прекрасная принцесса осыпала любезностями начальницу; она сказала ей, что я информировал ее о том, что она умна, и что это прослеживается в том умении, с которым она руководит этим большим домом; она пообещала ей поговорить о ней с кардиналом, воздав ей всю справедливость, которой она заслуживает. Осмотрев все комнаты и трапезные, она осыпала комплиментами Эмилию, которую я ей представил. Она сказала ей, что знает, что та грустит, и что она подумает о том, чтобы найти ей мужа, который будет способен сделать ее веселой. Руководительница встретила комплимент со смехом одобрения, но я заметил десять-двенадцать престарелых ханжей, состроивших сокрушенные гримасы. Эмилия между тем поцеловала ей руку, как бы подтверждая ее слова.

Меня же наполнило чувство удовлетворения тем, что ни одна пансионерка не могла оспорить первенства Армелины; даже возлюбленная моего юного друга Маркуччио не могла поставить это под сомнение, потому что была маленькая. Когда мы спустились в приемную, принцесса сказала Армелине, что она попросит позволения у кардинала повести ее с собой во время карнавала три или четыре раза в разные театры Рима, и при этом я видел все общество пораженным, за исключением руководительницы, которая сказала, что Его Преосвященство волен упразднять все строгости в доме, где девушки помещены лишь для того, чтобы хорошо выйти замуж. Армелина, охваченная гордостью и радостью, казалась совсем растерявшейся. Она не могла найти слов благодарности принцессе. В момент ухода та рекомендовала руководительнице Армелину и Эмилию, передав ей платежное поручение, чтобы та могла сделать этим девушкам маленькие подарки, в которых они могут иметь наибольшую нужду. Герцогиня де Фиано сказала, что поручит мне передать маленький подарок, который она также хочет сделать этим двум девушкам.

Читатель может вообразить себе все то, что я высказал принцессе, как только мы оказались в коляске, чтобы выразить ей мои чувства. Меня переполняла благодарность. Ни она, ни кардинал ни секунды не сомневались в уме Армелины, несмотря на то, что, оробев, она не смогла блеснуть. Она не могла быть иной, чем ее сделало воспитание. Принцессе не терпелось увидеть ее с собой в театре и на ужине в таверне, как это обычно принято в Риме. Она записала у себя на памятных табличках имена этих двух девушек, чтобы оказать им всю возможную милость. Я думал о возлюбленной моего бедного Меникуччио, но это не был тот случай, когда можно было его рекомендовать; я высказал кардиналу де Бернис на следующий день мою заботу об этом мальчике, и он столь сильно заинтересовался, повидав его, что организовал его женитьбу еще до конца карнавала, с приданным в пять сотен экю, которые, вместе с сотней, которую я дал, обеспечили ему все, чтобы закупить необходимую мебель и открыть лавку.