Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

На следующее утро, когда мы уже были готовы к отлету, нам вручили еще одно шифрованное письмо от Сикорского. В нем он подробно разъяснял, почему не разрешает Андерсу ехать на встречу с Черчиллем. Он писал:

«...Господин генерал, Вы должны в будущем воздерживаться от вмешательства в вопросы, не входящие в Вашу компетенцию. Если вы еще не уехали в Каир, то воздержитесь от поездки, сославшись на этот мой ясный приказ. Формы организации наших войск на Ближнем Востоке определены в Лондоне с Британским штабом по предложению генерала Окинлека. Генерал Климецкий летит в Каир для обсуждения деталей. До прибытия начальника штаба верховного главнокомандующего переговоров по поводу организации не начинать...»

Это письмо также не остановило генерала.

Мы вылетели в Каир. Андерс, Гулльс и я.

На аэродроме в Каире нас встретил английский генерал Биннет-Несбит, глава союзнической миссии на Ближнем и Среднем Востоке, а на самом деле начальник английской разведки в этом районе и сотрудничавших в то время с англичанами разведок Польши, Чехословакии, Греции, Югославии и т. д.

Это было доказательством особого внимания и почета, которые проявляли в отношении Андерса англичане. Беннет-Несбит был весьма предупредителен и с изысканной вежливостью относился к Андерсу. Он сообщил, что Черчилль вот уже несколько дней ожидает приезда генерала. Это, конечно, была банальная вежливость, которая, однако, приятно щекотала слух Андерса. А может быть генералу действительно казалось, что Черчилль «ждет его несколько дней». О Беннет-Несбите было известно, что он является личным врагом Сикорского.

В Каире остановились в «Шеперд отель» — красивейшей гостинице столицы фараонов.

На следующий день Черчилль принял Андерса в помещении английского посольства. Разговор продолжался около сорока пяти минут. Черчилль опять интересовался главным образом и только Советским Союзом, его военным потенциалом и возможностями продолжения войны. Больше всего его интересовало, как будут проходить дальше бои на Кавказе. Он считал Андерса еще одним источником информации. Следует подчеркнуть, что он снова был сильно разочарован, так как Андерс опять не приводил никаких убедительных доводов. По поводу весьма отрицательного суждения о Советском Союзе, высказанного Андерсом, Черчилль ему заметил, что «публичное высказывание подобных взглядов было бы очень опасно, и враждебное отношение к России ни к чему хорошему не приведет». Андерс же, не располагая никакими цифровыми материалами, все же выражал свое твердое убеждение, что Кавказ падет в самое ближайшее время. Это был период, когда немецкое наступление на Кавказе развивалось успешно.

Черчилль не соглашался с такой оценкой и доказывал, что это невозможно, ибо Германия имеет на Кавказе столько же воинских соединений, что и Советский Союз, но, находясь на чужой земле с враждебно к ней относящимся населением должна сражение проиграть. При этом он подчеркивал, что Советский Союз имеет там замечательные условия для обороны и к тому же может использовать дополнительно еще несколько соединений из резерва. Черчилль прекрасно ориентировался, где, сколько и каких советских дивизий находилось, о чем Андерс не имел представления. Продолжая развивать свою мысль, Черчилль заявил, что для того чтобы Германия добилась победы на Кавказе, она должна была бы иметь там в три раза больше войск, чем имеет сейчас, а этого она сделать не может из-за отсутствия каких-либо резервов. Он добавил, что русские чувствуют себя так уверенно, что когда он предложил им помочь авиацией и построить на кавказской территории несколько аэродромов для английских воздушных сил, русские решительно отказались, считая, что в такой помощи они совершенно не нуждаются.

Хотя Черчилль совершенно не разделял взглядов Андерса и его стратегической оценки, он все же решил, подчеркивая при этом, что принимает во внимание точку зрения Андерса о возможности проникновения немцев через Кавказ, — на всякий случай дислоцировать польскую армию на территории Ирака для охраны иракской нефти.

Так было принято решение об оставлении нас в Ираке. Мы вошли в состав английской армии, которой командовал генерал Вильсон, позже ставший маршалом. Предполагалось, что наше командование расположится в Киркуке, а дивизии частично в Киркуке, частично в находящемся от нас в тридцати километрах Канекине.

Мы были там нужны не столько с точки зрения возможного проникновения немцев в те районы, сколько для предотвращения на нефтепромыслах внутренних беспорядков, ведь Ирак относился к англичанам враждебно и мог вторично предпринять попытку выйти из-под английского влияния. Чтобы не допустить этого и сохранить господство англичан, и была использована польская армия.

Разговоров о Польши не было никаких. Когда Андерс довольно робко намекнул о наших общих вопросах, Черчилль с раздражением ответил, что теперь не время рассуждать о польских делах, сейчас дела более важные — нужно выиграть войну.

Когда затем Андерс заметил, что армия измучена, так как находилась в тяжелых климатических условиях, и было бы хорошо, если бы она могла остаться в Иране или перебраться в Палестину, чтобы отдохнуть. На это Черчилль не без иронии ответил, что, насколько ему известно, Андерс «не уполномочен детально рассматривать эти вопросы.» Несмотря-де на то, что у них одинаковые взгляды на организацию польского войска, он, Черчиль, все же считает, что будет лучше, если окончательно это согласование будет произведено с Сикорским в Лондоне. По его мнению, условия для польской армии будут замечательные, а стратегические цели, о которых говорил Андерс, требуют ее пребывания в Ираке, а не где-либо в другом месте.

На этом, собственно, беседа и закончилась.

Протокол беседы вел английский полковник Якоб. Когда Гулльс принес протокол Андерсу, последний был очень недоволен рядом формулировок и обратился к Гулльсу с просьбой изъять их из протокола. Тот ответил, что сделать этого не может, так как это соответствует действительности и ему не дано право вносить поправки. Затем полностью перевел весь протокол, заметив, что он парафирован и никаким изменениям не подлежит. Андерс вынужден был подписать то, что ему представили. В польской версии появились записи этой беседы, произвольно препарированные Андерсом.

После переговоров в Каире мы примерно 25 августа 1942 года вернулись в Тегеран. Андерс посетил войска в Пехлеви, откуда они перебрались в Ирак.

Снова мы расположились в одной из крупнейших и самых жарких пустынь мира, в страшном зное, малярия продолжала мучить нас.

Сикорский был очень подавлен всем происшедшим. Он был уверен, что до всего этого довел своими интригами и происками Андерс, но не знал, как он это сделал. Взгляды Андерса и его желание вывести армию из Советского Союза ему были давно известны. Но он не мог и предположить, что Андерс пойдет столь далеко, чтобы вопреки его приказам и постановлениям польского правительства на свой страх и риск провести такую ответственную и принципиальную акцию.