Николай Непомнящий - СССР. Зловещие тайны великой эпохи

Близкие отношения у меня сложились со штурманом старшим лейтенантом Максимом Jlax-маном. Наши отношения стали дружескими, и однажды я рассказал ему о том, что мне посчастливилось фотографировать высший комсостав РККА, показал ему фотографии. Он был очень рад, увидев на фотографиях маршала Тухачевского. «Эти подземные ангары, на фоне которых снят высший комсостав армии, — говорил мне штурман Лахман, — это только часть разработанного маршалом Тухачевским плана модернизации Красной армии». В то время я был только старший лейтенант, однако мне было ясно, что Тухачевский, в отличие от Ворошилова-кавалериста, имеет чрезвычайно оригинальный и новый взгляд на будущую войну и армию. Даже авиация испытывала на себе влияние его идей.

Уже после лекции Крылов в домашней обстановке рассказал и другие подробности, характерные для 30-х годов:

— Эти фотографии подземного аэродрома я никому больше не показывал. Вспомнил о них, только когда июньским утром того же 1937 года нас собрали на митинг у штаба авиабригады. Начальник политотдела бригады, открыв митинг, зачитал сообщение из Наркомата обороны о раскрытии «антисоветско-троцкистской военной организации», возглавляемой якобы «бывшим маршалом» Тухачевским, и куда будто бы входили высшие офицеры Якир, Уборе — вич, Корк и другие. Они все обвинялись в шпионаже и «подрыве мощи РККА». Было высказано предположение о возможности существования и в нашей бригаде «скрытого шпионского гнезда». Выступившие на митинге двое военных комиссаров клеймили позором «предателей», требовали сурового наказания «изменникам Родины».

Сознание мое было оглушено услышанным, никак это не укладывалось в моей голове, тем более что меньше года тому назад я их видел так близко, даже фотографировал. Они казались мне опытными, честными, преданными Красной армии, с огромным авторитетом и безукоризненными биографиями (героическими и историческими!).

Расходились с митинга подавленными, не смея смотреть друг другу в глаза, ибо никто не верил в их «вражеские дела». Никто!

Вскоре пришла директива об увольнении всех летчиков немецкой национальности из РККА и ВВС. Штурмана Лахмана тоже уволили, хотя он был не немец, а еврей. Но с НКВД в те годы спорить боялись. Выходило себе дороже… У всех было противное чувство бессилия перед всевластием.

Ночью увели комсорга эскадрильи Василия Гусакова, которому я хвалился, что фотографировал маршалов. Страх и подавленность сковали меня. Проверяют тумбочки, доберутся до конторки, где в моем чемоданчике хранятся фотографии «врагов народа». Могут и меня причислить к ним, как «пособника» или японского шпиона, и арестуют.

Вечером того же дня, уединившись, достал конверт с фотографиями маршалов и высших офицеров и по одному стал вырезать тех, кого называли «врагами народа», а некоторые карточки пришлось уничтожить. Остались только те снимки, где запечатлены «непорочные» маршалы, Ворошилов и Буденный.

Эти фотографии «непорочных», которых я при помощи ножниц отделил от остальных, сохранились в моем семейном архиве до сей поры. И я, признаться, всегда с болью и досадой смотрю на них и ругаю себя за малодушие — такие исторические фотографии испортил!

Впрочем, тешу себя надеждой, что со временем, быть может, отыщутся если не отпечатки, то те мои 12 негативов от «Фотокора», где-нибудь в архивах РККА, ЦАГИ или Минавиапрома, если таковые имеются. Я бы их сразу узнал…

«В одном из фильмов многосерийной телеэпопеи «Великая Отечественная» этот эпизод занимает несколько секунд. Сначала на экране появляется советская башенная установка береговой обороны, ведущая огонь по противнику. Потом кадры нацистской кинохроники — солдаты вермахта суетятся у громадных орудий, чуть ли не отвесно задравших широкие короткие стволы. Выстрелы… И вновь советская батарея. Крупным планом — сухощавый командир во флотском кителе с нашивками капитана. И снова залп… Так начинает свой рассказ-расследование историк Лев Вяткин.

Мало кто знает, что наши кинооператоры запечатлели капитана (майора ему присвоили незадолго до гибели) Георгия Александера, командира батареи береговой обороны.

Полистайте книги западных мемуаристов, особенно тех, кто в 1941–1942 годах служил в 11-й армии генерала Манштейна. Почти все они сетуют на сокрушительный огонь неприступного «форта», вставшего на их пути к Севастополю. Этим фортом была четырехпушечная башенная батарея со скромным номером 30. Именно ее командиры внесли существенные коррективы в планы вермахта, вступив в невиданную дуэль с гигантской пушкой Круппа.

В «репинском зале» Государственной Третьяковской галереи можно видеть портрет известного русского композитора, члена знаменитой «Могучей кучки» Цезаря Антоновича Кюи (1835–1918). Но немногие меломаны знают, что генерал Ц.А. Кюи был также весьма известным фортификатором. В конце XIX столетия военные инженеры с огромным интересом следили за его полемикой в печати с немецким генералом фон Зауером, считавшим, что строительство фортов стало делом дорогостоящим, но совершенно бесполезным.

«Генерал фон Зауер полагает, что можно в несколько часов подавить огонь крепостной артиллерии и тем решительно потрясти дух защитников крепости. Так ли это? — писал Кюи в книге «По поводу нынешнего фортификационного брожения». — Свои орудия атакующий должен подвезти за сотни верст, между тем артиллерия крепости находится вся налицо. То же самое нужно сказать и о снабжении. Атакующий привозит издалека каждый заряд, у обороняющегося же все это находится в крепости, но даже близ линии фортов в совершенно безопасных от выстрелов погребах. Обороняющийся заранее подготовит район местности, лучше его изучит. Это даст в руки их артиллерийское преобладание, которое поставит атакующего в положение заднего колеса повозки, тщетно догоняющего переднее…»

Спору с Зауером был положен конец полвека спустя у стен героического Севастополя.

Бронебашенную батарею для защиты Севастополя с моря начали строить в устье реки Бель-бек в 1912 году с учетом рекомендаций Кюи, который, изучив в специальной работе особенности обороны этого города в 1854–1855 годах, предложил для нее наиболее выгодную позицию. То была возвышенность, несколько изогнутая и одной стороной обращенная к морю. Кроме того, господство над окружающей местностью обеспечивало орудиям круговой обстрел. К 1914 году успели вырыть котлованы для башен и несколько подземных погребов, после чего строительство батареи законсервировали — российский флот господствовал на Черном море в 1914–1917 годах, и корабли противника не смели показываться близ его базы.