Владимир Лесин - Генерал Ермолов

А кто такой этот тифлисский армянин-переводчик, прозванный сослуживцами «Ванькой-Каином»? Мелкий чиновник ермоловской администрации поручик Иван Осипович Карганов был мошенником, сумевшим обманным путём получить какую-то сумму в Министерстве иностранных дел якобы для доставки в Петербург грузинского царевича Александра, скрывавшегося сначала в Дагестане, а потом в Персии и Турции. Прошло несколько лет. Карл Васильевич Нессельроде обратился к Ермолову с просьбой разыскать обманщика и отобрать у него присвоенные деньги. Алексей Петрович нашёл его и приказал определить его на жительство в Метехский тюремный замок. Некоторое время спустя супруга арестованного казнокрада обратилась к главнокомандующему с просьбой вернуть семейству отца и мужа. Остроумный генерал начертал на прошении свою резолюцию: «Единое неизречённое милосердие государя императора является причиною того, что до сих пор виселица не имела столь великолепного украшения» {678} 678 Русский архив. 1873. № 9. Ст. 1579. .

Ко времени приезда на Кавказ Паскевича Карганов был уже на свободе. Его призвал претендент на место главнокомандующего в свидетели «вредной» деятельности Ермолова, интригана, злоупотребляющего властью, генерала, неспособного ни управлять вверенным ему краем, ни командовать войсками, зато якобы способного распечатывать и читать чужие письма. Вот почему, оправдывался Иван Фёдорович перед Дибичем, он не писал ему.

В общем, Паскевич всюду видел недоброжелателей. И первый среди них — Ермолов, «самый злой и хитрый человек, желающий даже в реляциях затмить» его имя. И пригрозил Дибичу отставкой:

— Государь император найдёт другого генерала, который угодит Ермолову, а я не могу, он будет мешать моим делам…

Иначе говоря, Паскевич предлагал Николаю I выбирать между ним и Ермоловым. Справедливость обвинений Ивана Фёдоровича призван был подтвердить авторитетный герой Отечественной войны Константин Христофорович Бенкендорф.

Его письмо к брату Александру, начальнику над жандармами и другу императора, Дибич отправил с тем же курьером, который вёз и донос царского адъютанта. Вот лишь небольшой фрагмент из него:

«…Ермолов не покинет своего поста, пока его решительно не выгонят отсюда, как он того заслуживает. Это, кажется, человек без всякого чувства, жаждущий одной власти, какой бы ценою она ему ни досталась, а между тем он сделал всё, чтобы потерять её, как в административном, так и в военно-политическом отношении, ибо никогда тегеранский двор не согласится иметь с ним дело.

Ермолов убил во всех патриотический порыв, и я вас прошу подумать и принять к сведению, что мы не совершим ничего выдающегося, пока он здесь, пока ему будет предоставлено всё дело или пока его не свяжут по рукам и ногам. Я говорю вам не от себя только, но высказываю желание всех, кто только предан императору, желает ему блага и хочет служить ему. Те же, кто набил себе карманы, думают только о том, чтобы им сохранили его…

Погода здесь стоит превосходная, на персидских горах нет ни капли снега, но если бы он даже и был, то разве не нашлось бы русских рук, чтобы его расчистить. Это просто скандал, и время начинать бой» {679} 679 Письмо К.Х. Бенкендорфа брату А.Х. Бенкендорфу от 4—10 декабря 1826 года // Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 726. .

Вот ведь как получается: погода стоит отличная, давно пора приступать к активным действиям, а Ермолов отправил войска на зимние квартиры. Любопытно, что письмо это попало в руки императора не через Александра Христофоровича Бенкендорфа, которому формально и было адресовано, а через курьера Дибича, минуя начальника III отделения. Оно произвело на государя сильное впечатление. Другие современники и участники событий добавили свои штрихи в общую картину конфликта.

Так, барон Александр Андреевич Фредерике убеждал Дибича, что бездействие сказывается на настроении войск. Они с грустью смотрят, как проходят зимние месяцы, столь удобные для наступления. Весной болезни, неизбежные в это время года, могут навредить больше, чем сам неприятель.

Согласитесь, что это — скорее упрёк, чем обвинение главнокомандующего, тем более что его войска, по мнению барона, «хотя и уступают прочим по выправке и обмундированию, однако проникнуты наилучшим духом и несомненной храбростью» {680} 680 Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 727. .

Другой свидетель этой драмы, князь Николай Андреевич Долгоруков находил, что начальники кавказских провинций, хотя и обладают большой властью, однако нередко оказываются в трудном положении из-за незнания языка и недобросовестности переводчиков. По его словам, порядок там обеспечивается только доверием к Ермолову и страхом, который он вызывает у горцев. Тем не менее, утверждает он, главнокомандующего скорее можно упрекнуть в слабости, чем в излишней жестокости.

Что же касается состояния войск, то их выправка и одежда показались Долгорукову «в жалком виде», но в то же время князь отметил «прекрасный дух и примерную дисциплину» у офицеров и солдат корпуса и их готовность пройти через все испытания, какие только выпадут на их долю. В продолжение трёхмесячного похода он не слышал ни ропота, не видел там ни малейшего беспорядка {681} 681 Там же. .

Три недели из трёх месяцев князь Николай Андреевич прожил рядом с Паскевичем. Все его попытки установить нормальные отношения между двумя генералами оказались бесплодными.

Паскевич писал доносы не только на Ермолова, но и на его ближайших помощников, особенно на Мадатова и Вельяминова, на генералов, которым был обязан победой под Елизаветполем. У Ивана Фёдоровича князь Валерьян Григорьевич «лживее всех», а Алексей Александрович «его во всём поддерживает», поэтому здесь «ничего нет труднее, как узнать истину».

Несмотря на победу в Елизаветпольском бою, одержанную в основном солдатами Мадатова, он для него не военачальник с дарованиями полководца, «а только храбрый гусар».

Паскевич понимает, что эта характеристика Мадатова, как, впрочем, и других соратников Ермолова, коренным образом отличается от тех, какие он давал им, представляя к награждению очередными чинами и орденами. Ничего страшного, «это произошло оттого, — оправдывается он перед Дибичем, — что я о них ничего не знал и после уже получил сведения…».

Не от Карганова ли?

Николай I отправил Дибича на Кавказ для разрешения конфликта между двумя генералами. «Да поможет вам Господь и да вразумит Он вас, чтобы быть справедливым», — наставлял император начальника штаба. Только как-то своеобразно государь понимал эту справедливость. «Надеюсь, — писал он, — что вы не позволите обольстить вас этому человеку [Ермолову], для которого ложь составляет добродетель, если он может извлечь из неё пользу…» {682} 682 Потто В. А. Указ. соч. С. 569.