Владимир Лесин - Генерал Ермолов

«С глубокой грустью, — отвечал Павел Христофорович, — прочёл я ваше письмо, Алексей Петрович, не вашею рукою написанное, и без вашей подписи…»

Но и в этот раз наш богатырь сумел одолеть свой недуг.

В 1859 году в альманахе «Утро» впервые была опубликована басня Ивана Андреевича Крылова «Конь», написанная после удаления Алексея Петровича с Кавказа и увольнения его из армии.

Здесь конь, наделённый природой и ростом, и красотой, и силой, — генерал Ермолов; наездник, не очень-то сдерживающий своего скакуна, — русский государь Александр I.

19 ноября 1825 года император Александр I, бежавший от заговорщиков в Таганрог, ушёл не то из жизни, не то в иную жизнь, уступив своего «коня» другому, к сожалению, «плохому наезднику», то есть Николаю I. При всём при том молодой царь, конечно, понимал, какое наследство оставил ему покойный брат. Генерал-то был из лучших, если не самый лучший.

Вот уж «конь» состарился, для боевой службы стал не годен, но и «в возу» ходить не хочет, «скорей его убьёшь, чем запряжёшь». Так и царю не удаётся приручить Ермолова, несмотря на награды и поздравления с праздниками.

Экземпляр басни Ермолов получил вместе с письмом от самого Ивана Андреевича Крылова, что подтверждает и цензор Николай Фёдорович Крузе, находившийся в дружеских отношениях с Алексеем Петровичем.

— Я сожалею, что басня напечатана, — сказал Алексей Петрович, — она может возбудить негодование и вызвать неприятные последствия, а пользы не будет никакой и никому.

— Для запрета басни нет ни оснований, ни возможности, ибо в её содержании и даже смысле нет ничего противозаконного, — возразил Николай Фёдорович, — догадки же, произвольные толкования, чтение между строками положительно запрещены цензурным уставом. Мало ли кого можно увидеть за конём и всадником, но как это доказать? Говорят много, но всё это лишь догадки, плод фантазии, воображения, которые питаются только неизвестностью. Никто не имеет права лишать читателей этого приобретения литературы.

Алексей Петрович рассмеялся и снисходительно сказал:

— Ты всегда прав, мой друг, как и во всём, и я кладу оружие. Вот что писал Крузе в «Русской старине» за август 1881 года:

«Я имел честь и счастье знать близко А.П. Ермолова и пользовался его особой благосклонностью и доверием, а потому видел у него собственными глазами и басню, и письмо Крылова в оригиналах, с которых и списал с его разрешения копии.

А.П. Ермолов делился такими предметами вообще, как и интимными разговорами, только с самыми близкими людьми, в скромности которых был вполне уверен. О басне же «Конь» он рассказал только после смерти Крылова, а до того хранил о ней абсолютное молчание».

Ещё при жизни Алексея Петровича распространялись слухи, в которых автором басни был назван Степан Алексеевич Маслов, известный в то время правитель дел Московского общества сельского хозяйства, агроном и юрист. По свидетельству Александра Сергеевича Ермолова, генерал воспринял эту версию как шутку. Не буду и я вступать в дискуссию с советскими историками литературы, которые очень серьёзно восприняли эти слухи: не решаюсь обвинить во лжи цензора Николая Фёдоровича Крузе.

В 1860 году Шамиля, только что доставленного в Москву, спросили, кого бы он хотел увидеть из известных русских людей, знаменитый имам ответил: «Ермолова».

Шамиль посетил Ермолова в его доме на Пречистенском бульваре. Встречу двух знаменитых деятелей российской истории запечатлел на бумаге карандашом художник Мамонов. Когда-то этот рисунок принадлежал князю Александру Ивановичу Барятинскому. Возможно, он сохранился, но я видел лишь репродукцию.

Вторая встреча Ермолова с Шамилем состоялось в том же 1860 году на балу в зале Дворянского собрания, который давал московский генерал-губернатор Арсений Андреевич Закревский. Перед началом праздника Алексею Петровичу была выделена отдельная комната, в которой он мог бы переодеться в мундир и отдохнуть. Сюда и привёл дагестанского имама племянник нашего героя Григорий Петрович. В этот раз они обнялись как старые приятели.

Имам Шамиль и прежде относился к генералу Ермолову с уважением. По свидетельству современника, он приказал своим соратникам пощадить аул, в котором проживали близкие родственники кебинных жён бывшего главнокомандующего русскими войсками на Кавказе. Больше того, повстанцы не посмели разрушить домик, выстроенный когда-то солдатами на берегу Каспийского моря для укрытия от непогоды «батюшки Алексея Петровича», как называл его великий князь Михаил Павлович.

На одном из вечеров в зале Дворянского собрания присутствовал поэт Фёдор Николаевич Глинка. Поднимая бокал, он приветствовал знаменитого генерала следующим экспромтом:

Ермолов ещё самостоятельно передвигался по кабинету, но лет пять уже ни читать, ни писать не мог даже в очках. Он больше сидел в своём любимом кресле, о чём-то думал, иногда здесь же принимал редких посетителей из числа родных и знакомых. Вот о чём поведал нам один из них: «Однажды, уезжая из Москвы, я зашёл проститься с Алексеем Петровичем и не мог скрыть своего волнения.

— Полно, друг мой, — сказал старик, — мы ещё увидимся, я не умру до твоего возвращения.

Это было года за полтора до его кончины.

— В смерти и в животе Бог волен! — возразил я.

— А я тебе серьёзно говорю, что умру не через год, а позднее, — сказал он и повёл меня в кабинет, вынул из запертого ящика лист исписанной бумаги и поднёс его к моим глазам.

— Чьей рукой написано? — спросил он.

— Вашей, Алексей Петрович.

Это было нечто вроде послужного списка генерала Ермолова, начиная с чина подполковника, с указанием времени, когда произошёл каждый мало-мальски замечательный случай из его богатой событиями жизни.

Он следил за моим чтением, и, когда я подошёл к концу листа, он закрыл рукой последние строки.

— Далее тебе читать не следует, — сказал он, — там обозначены год, месяц и день моей смерти. Всё, что ты прочёл здесь, написано раньше и сбылось до мельчайших подробностей. Вот как это произошло.

Когда я был ещё подполковником, меня командировали на следствие в уездный город «Т». Квартира моя состояла из двух комнат: в первой помещалась прислуга, во второй я. Пройти в эту последнюю можно было не иначе как через первую. Как-то ночью я сидел за письменным столом и писал. Окончив, я закурил трубку, откинулся на спинку кресла и задумался. Поднимаю глаза — передо мною, по ту сторону стола, стоит какой-то неизвестный мне человек, судя по одежде, мещанин. Прежде чем я успел спросить, кто он и что ему нужно, незнакомец сказал: