Брет Уиттер - Охотники за сокровищами

Конечно, никто не смог бы лучше справиться с защитой и охраной памятников, чем идеально вышколенные отряды «специалистов особого назначения», сформированные по инициативе Стаута ранее.

Копия

Глава Верховного командования вооруженных сил Берлин W 35, Типитцуфер 72-76, 17 сентября 1940

Тел.: 21 81 91

2 f 28.1.4 W. Z. No. 3812/ 40 g

Главе Верховного командования военной администрации оккупированной Франции

В дополнение к переданному в свое время рейхсляйтеру Розенбергу приказу фюрера обыскивать квартиры, библиотеки и архивы на оккупированных территориях Запада в поисках того, что может представлять ценность для Германии, и охранять находки силами гестапо фюрер принял следующее решение:

Признать (считать) приоритетным статус собственности до объявления войны 1 сентября 1939 года.

Передача собственности французскому государству или любая другая передача, сделанная после этой даты, не признается законом (как, например, польские и словацкие библиотеки в Париже, владения дома Ротшильдов и любые другие еврейские владения). Претензии к розыску, конфискации и отправке в Германию такого имущества приниматься не будут.

Рейхсляйтер Розенберг и/или его заместитель Эберт получили четкие инструкции лично от фюрера. Они уполномочены отправлять в Германию все предметы, представляющие, на их взгляд, культурную ценность, и обеспечить их охрану. Решение об их использовании фюрер оставляет за собой.

Все службы, которым необходимо об этом знать, должны быть поставлены в известность.

Джордж Стаут не был типичным музейным работником. В отличие от многих своих коллег, принадлежавших к элите Восточного побережья, Стаут родился в семье простого рабочего в городе Уинтерсет, штат Айова (между прочим, там же родился и актер Джон Уэйн). Всю Первую мировую войну он прослужил рядовым в одном из госпиталей в Европе. Вернувшись с войны, решил заняться рисованием. Окончив университет Айовы, пять лет работал на низкооплачиваемых должностях, откладывая деньги на поездку по культурным центрам Европы, что в то время считалось обязательным для карьеры в сфере искусств. В 1926 году 28-летний Стаут поступил в аспирантуру Гарварда (в Карлсруэ в это время родился Гарри Эттлингер), он недавно женился и ждал первенца. Жили супруги на стипендию – 1200 долларов в год (аренда квартиры обходилась в 39 долларов в месяц), и этих денег семье «едва хватало, чтобы не умереть с голоду».

В 1928 году Стаут устроился волонтером в небольшой отдел реставрации и консервации при Художественном музее Фогга. Реставрация и консервация были самыми непопулярными дисциплинами на кафедре истории искусств, а Стаут – пожалуй, единственный из студентов – изучал их наиболее прилежно. На кафедре, где почти все были позерами и хвастунами, кичившимися знакомством с профессорами-суперзвездами вроде Пола Сакса, Стаут казался серой мышью. Зато он был педантичен и дотошен, что проявлялось и в его внешнем виде: зачесанные назад черные волосы, безупречные шерстяные костюмы и тонкие усики на манер Эррола Флинна. Но за внешней бесстрастностью Стаута, всегда элегантного и подчеркнуто вежливого, скрывался выдающийся ум, способный перерабатывать гигантские объемы информации и заглядывать далеко в будущее.

Стаут обладал и еще одним важным качеством: исключительным терпением.

Вскоре после того как Стаут пришел на работу в отдел реставрации и консервации, он приметил в университетской библиотеке заброшенный каталог, и ряды узких картотечных ящиков навели его на блестящую идею. Отдел реставрации располагал внушительной коллекцией материалов для живописи: пигментов, камней, высушенных растений, масел, смол и бальзамов, разных видов камеди и клея. С помощью университетского химика Джона Геттенса Стаут на каждую каталожную карточку наносил немного того или иного материала, добавлял различные химические вещества и наблюдал за результатами соединений. Записывал. Снова наблюдал. И ждал – годами. Так с помощью старого библиотечного каталога Стаут и Геттенс положили начало исследованиям сразу в трех направлениях реставрационной науки: изучение сырьевых материалов, причины повреждений полотен и способы борьбы с ними. «Думаю, тогда, в самом начале, у нас потому что-то получилось, – говорил Геттенс незадолго до смерти в 1974 году, – что нас никто не знал и нам никто не мешал, – да и денег у нас не было».

Успех вдохновил Стаута, все еще известного только горстке специалистов, и он поставил перед собой еще более амбициозную задачу. На протяжении веков консервацию считали искусством, а занимались ею исключительно реставраторы, которых обучали как мастеров, умеющих «доделывать» произведения искусства. Но если в результате экспериментов Стаута консервации суждено было стать новой наукой, то ей требовался свой научный аппарат. В течение 1930-х годов Стаут наладил регулярную переписку с величайшими реставраторами своего времени, и вместе они постепенно выработали правила оценки и сохранения картин и предметов искусства.

Все начало меняться в июле 1936 года, когда испанские фашисты с немецким оружием в руках втянули свою страну в гражданскую войну. В октябре бомбы рвались уже в опасной близости от Эскориала, грандиозного монастыря-музея в 50 километрах к северо-западу от Мадрида. Вскоре в испанском Национальном музее Прадо были выбиты все стекла. Весной 1937 года в конфликт вмешались немецкие танковые и воздушные войска. Эта тактика массированного наступления стала основой для доктрины немецкого «блицкрига».

Только тогда мир искусства осознал, что вооруженная до зубов Германия с ее тактикой массированных бомбежек может стереть с лица земли значительную часть культурного наследия континента. Великобритания и страны континентальной Европы стали срочно составлять планы по охране и эвакуации памятников, а Джордж Стаут начал потихоньку разрабатывать приемы, необходимые для работы в военное время. К встрече в музее Метрополитен в декабре 1941 года он написал инструкцию о подготовке к воздушной атаке. Плоды десятилетнего труда он сумел вместить в брошюру в несколько страниц. И в этом был весь Джордж Стаут – внимательный к деталям, сдержанный и чуткий к требованиям времени. Этот пунктуальный и педантичный человек не терпел спешки. «Экспертиза должна быть точной, – любил повторять он. – Сначала анализ, и только потом – вывод».

Следующие полтора года Стаут обучал кураторов и пытался убедить чиновников принять программу охраны памятников на государственном уровне. Но ничего не получалось, и к концу 1942 года даже невозмутимый Стаут почувствовал себя не у дел. Он посвятил всю свою жизнь экспертизе в скромнейшей области истории искусства, и внезапно цепь мировых событий вывела эту экспертизу на первый план. И вот когда охрана искусства действительно оказалась нужна, когда всемирное культурное наследие нуждалось в спасении и нельзя было терять ни секунды, никто не желал его слушать. Вопрос охраны искусства во время войны оказался в руках музейных директоров, которых Стаут называл «саибами». Стаут был трудягой и испытывал обычную неприязнь синего воротничка к белым: к миру управленцев, совещаний, переговоров и расшаркивания с клиентами.