Михаил Азаров - Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир

Ники облизнул губы и смущённо улыбнулся.

— Да идите же, ваше высочество, — зазывала Фанни, — смелей! Садитесь рядом, сюда, справа, конечно, справа, не вы ли здесь хозяин, хозяин всего, и меня самой, конечно же, тоже… А вы, господин корнет, сюда, слева, вот так».

Постепенно Фанни стала влюбляться в Савина. Ники это заметил. Но ревновать не стал. А в соперничество с корнетом втянулся. Выражалось оно в том, что каждый старался добиться ласк от женщины подарками. Фанни нередко капризничала: дорогие вещи считала безвкусными, а дешёвыми восхищалась… Чтобы подразнить партнёров.

«Конец зимы 1873-74 г.

«Не пойму, что происходит со мной. Голова горит, в мыслях сумятица, я сам не знаю, чего хочу. Мечты и желания переполняют меня, но боюсь, все сие игра больного воображения».

Утро следующего дня:

«Весьма оживлён и возбуждён. Мог совершить великое».

Вечер того же дня:

«Силы оставили меня. Ни на что не гожусь».

Несколько дней спустя:

«Не способен сосредоточиться и стремиться к одной-единой цели. Принялся готовиться к экспедиции — бросил. Начал скупать картины и вещи. Потом увлёкся охотой. Ещё потом занялся благоустроением Павловска».

Вскоре:

«Тысяча дел. В восемь утра встаю. Беру душ. Еду в Мраморный поздороваться с папа. Возвращаюсь на Почтамтскую. Господин Глазунов в прихожей со сметой. Господин Тониолатти в бильярдной с новыми приобретениями. В гардеробной портной с примеркой фрака. Савелов с домашними делами у меня в кабинете. В гостиной — офицеры, будущие товарищи по хивинской экспедиции. В картинной караулит Ворповский. В саду — архитекторы со своими чертежами. В два пополудни — выезд верхом. В четыре у Фанни. В шесть у папа и мама. В семь — уже не помню…»

Тем временем в резиденциях императора и его брата — Зимнем и Мраморных дворцах — начали происходить странные события.

Традицией Зимнего были семейные вечера. Проводились они по настоянию Александра II, желавшего демонстрировать окружению единство царской семьи. Но ни для кого не было секретом, что мира в этой семье давно не было. Государь бросил супругу Марию Александровну ради молодой княжны Екатерины Долгоруковой. Драма усугублялась тем, что императрица медленно угасала от чахотки.

Но внешне приличия соблюдались. На ужины, проводившиеся в покоях Марии Александровны, собирались самые близкие родственники. Константиновичи, разумеется, были в их числе.

Как-то после очередной трапезы императрица простилась с роднёй и села писать письма. По ходу дела ей понадобилась любимая печатка — гемма из цельного дымчатого топаза. Но её на столе не оказалось. Государыня вынула ящики из стола и перерыла их содержимое. Вещица как сквозь землю провалилась!

Мария Александровна по этому поводу выразила недоумение супругу. Тот рассказал о пропаже Константину Николаевичу. Подумав, братья решили, что печатку мог взять Джорджи — принц Георгий Лихтенбергский. Джорджи был двоюродным братом Николая Константиновича. Вместе они участвовали в походе на Хиву. После него Джорджи получил Георгиевский крест. Это обидело Ники, считавшего, что такой награды он более достоин.

— Печать украл не Джорджи, а Ники! — заявила Александра Иосифовна мужу.

Это вызвало негодование у Константина Николаевича. Он и в мыслях не допускал, что его сын может быть вором. Великая княгиня осталась при своём мнении.

Восьмого апреля 1874 года в дневнике великого князя Константина Николаевича появилась следующая запись:

«Саша наш (император Александр II — авт.) рассказал мне про пропажу печатки из комнаты императрицы; что это второй раз в эту зиму и оба раза после семейных обедов. Какая мерзость!»

Фанни Лир в своих мемуарах не упоминает об этом эпизоде. А Михаил Греческий так описывает последующие события:

«Тем временем великий князь Константин Николаевич в апартаментах близ Михайловского дворца вручил своей милой топазовую печать. В восторге были и сама Фанни, и корнет-херувим.

Ники, довольный собой, поведал им историю похищения.

Трудность, объяснил он, заключалась в том, чтобы подойти незаметно к государыниному столу. Надобно было приблизиться, не привлекая внимания.

На столе лежало великое множество фотографических карточек. Ники, проходя мимо, невзначай склонился над крайней фотографией и даже опёрся о стол, желая рассмотреть её. Движение это казалось естественным, и никто, в самом деле, не обратил на великого князя Николая никакого внимания. Ники схватил печатку и сунул в карман. Сердце колотилось, но он совладал с собой и как ни в чём не бывало завёл с государыней интересный разговор, чем совершенно отвлёк и заморочил её.

— Ну-с, — торжественно заключил Ники, — суди сама, душка моя, что легче: выманить у процентщика три рубля или выкрасть из святая святых государыни драгоценную печать, рискуя всем и, главное, честью?»

Савин сделал ответный ход: «преподнёс Фанни недурное кольцо».

«В Мраморном дворце в коллекции саксонского фарфора самым ценным — ценнейшим! — предметом была фарфоровая чашка «опак» с китайским рисунком, — продолжает биограф. — На белом поле над мандаринами и ласточками золотились вензеля А и R и дата: 1694. Заказал чашку Август Сильный, курфюрст Саксонский и будущий король Польский в день своей коронации. В 1721 году, честь победного окончания Северной войны, в день подписания Ништадтского мира Август подарил её императору Петру.

Великий князь Константин Николаевич сберегал семейную реликвию как святыню.

На днях чашка исчезла.

Провели расследование, деликатное, но при всём том тщательное. Один из частых гостей великого князя Константина барон Таубе припомнил, что у шкапа, в коем стояла была знаменитая чашка, прохаживался князь Николай, когда, отужинав, гости отдыхали и беедовали.

Прошло несколько дней. Великие князь с княгиней не знали, что и думать. Конец сомнениям положил дворцовый лакей, некто Жердынин. Представши перед великим князем Константином, он не без смущения сообщил следующее. Третьего дня вечером лакей находился за дверьми гостиной меж столовой и рабочим кабинетом его высочества. Все двери были приоткрыты. В щель Жердынин видел, как из кабинета проследовал через гостиную в столовую его высочество Константин Николаевич, а его высочество Николай Константинович, замешкавшись в кабинете, подошёл к письменному столу и взял карандаш в золотом футляре с большим рубином на наконечнике.

Великий князь Константин немедленно пошёл проверить. Карандаш в самом деле о стола исчез.

«Лиха беда начало» — весело объявил Ники Фанни, поднося ей Августову чашку и карандаш с рубином».