Михаил Азаров - Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир

«Орск.

Переправились через Урал. Вступили в Азию. Прощай, Европа, Павловск, возлюбленная Фанни Лир! Прощай, любезное отечество, последний тебе поклон».

Как ни любила я Петербург, но жизнь там без него стала для меня не выносимой. Я уехала в Париж, где после долгого ожидания получила от великого князя несколько писем. Вот отрывки из них.

«Оренбург, 22 февраля 1873 г.

Вот я уже в 2.000 верстах от Петербурга, утомленный не столько санной ездой по ужасным дорогам, сколько отдыхами на скверных станциях. Всюду приемы, представления, почетные караулы, хлеб-соль и бессмысленное «ура». Только видя все это, можно понять, как могущественен император и как беспредельно обожают его все, что его окружает. Я говорю, конечно, только о народе; прочие должны притворяться поневоле — faire bonne mine au mauvais jeu [6] Хорошая мина в плохой игре. (фр.). . Однажды какая-то старушка попросила моего доктора показать ей великого князя, говоря, что никогда ни одного из них не видела.

— Как, — сказал доктор, — даже и принца Лейхтенбергского, который пробыл здесь две недели?

— Да тот, — отвечала старуха, — родня государю с женской стороны, а этот нашей русской крови; за этого мы все жизнь отдадим!

Вот тайна нашей власти… Слышите, господа дворяне, протестуйте и беситесь, сколько угодно, но вы ничего не можете сделать без интриг и преступлений; сила царя не в ваших салонах, а в народе…

Завтра, ранним утром, в дорогу; надо проехать 1000 верст до Касалы, военной крепости, откуда начинается наш военный поход. Говорят, что против нас выступит киргизский партизан Кадык, сражавшийся с нами 3 года тому назад во время покорения Ташкента, Коканда и Бухары»…

«Иргиз, 28 февраля 1873 г.

Милая женушка, вот уже две недели, как мы расстались. Я совсем несчастен без тебя и, кроме того, мучусь. Представляю себе, как за тобой ухаживают и, благодаря твоей страсти к спектаклям и ужинам, покоряют тебя…

О. как терзают меня эти мысли!

Какое несчастье быть внуком Павла и обладать его темпераментом!..

Ставши совершеннолетним, я почувствовал, что у меня нет семьи; Мраморный дворец стал мне ненавистен, и я решил искать семьи в другом месте… Я искал подруги между всеми женщинами Петербурга и, только встретив на своем пути прекрасную, остроумную и, что важнее всего, дорожившую мною, блондинку Фанни Лир, сказал себе: «свершилось, мой home найден… Не думаешь ли ты ехать в Вену… Я так боюсь потерять тебя, что схожу с ума»…

«Форт № 1. Казалинск, 8 марта 1873 г. Берег Сыр-Дарьи в Азии.

…Итак, я назначен офицером генерального штаба азиатской армии, той самой, которая некогда должна будет перейти через Афганистан в английскую Индию… Мне поручено командовать авангардом и построить в 250 верстах отсюда форт для 300 солдат… Я все боюсь, чтобы наша связь не была чем-нибудь или кем-нибудь разорвана. Надеюсь, что в мае или июне буду послан курьером в Петербург. Раз Хива будет взята, в офицерах генерального штаба уже не будет большой надобности… Жди и будь благоразумна; не ужинай с военными, не щеголяй нарядами, не обращай на себя внимания. Это скучно и трудно, но необходимо. Мы так будем счастливы, когда снова свидимся… Теперь мы заняты отбором киргизских лошадей — маленькие, неказистые, но очень выносливые… При нашем отряде находится человек 50 степных жителей-джигитов — туркмены, узбеки, каракалпаки и даже жители Хивы, Бухары и Коканда, перешедшие на нашу сторону. Все они на конях, в национальных костюмах и вооружены с ног до головы. Они служат нам шпионами. Вчера они известили, что Хивинский хан хочет сдаться без боя. Не желал бы этого… Здесь все рады идти на Хиву; этот город за его разбои ненавистен всем и особенно уральским казакам… Пиши почаще, целую тебя тысячу раз».

«Бивак Утбас, 12 марта 1873 г.

Пользуюсь отъездом джигита, чтобы послать тебе эти строки. Мы уже отошли на 100 верст от последней русской крепости, и, значит, от последней почтовой и телеграфной станции.

Армия выступала из Касалы и благополучно перешла по надежному льду Сыр-Дарьи. Дни довольно теплые, а ночью мы зябли даже в приспособленных к местному климату киргизских палатках. Перед нами ужасный переход — 100 верст безводной пустыни, где ноги вязнут до колен в песке. Надо перейти ее в 2 дня с солдатами, посаженными на верблюдов, и запасом воды на 3.000 человек…

Постоянно спрашиваю себя: может ли быть, чтобы в наше время, где все расчётливы, молодая, красивая и страстная женщина оставалась верной своему отсутствующему возлюбленному?… Что толку в уме, в высоком положении, в деньгах, карьере, отличиях и всех благах мира, если у вас нет возлюбленной?… Без нее жизнь похожа на машину, работающую неизвестно для чего. Люби меня, как я люблю тебя, это все, чего я желаю».

«Пури-Джара-Курук, 18-го марта 1873 г.

Нынче я проснулся в сильном волнении. Я видел во сне ужин у Дорота. Ты была в большом обществе и рассыпала любезности направо и налево. Вот 10 дней, как мы видим одни только степи, т. е. пески.

Погода ужасная; 5 дней свирепствовала буря, было 6 градусов мороза, при сильном ветре. Завтра придем к месту постройки новой крепости… Здесь в основании маршрутов лежит вода. Вечером разводят большие костры. Солдаты греются около них и поют песни и я с ними. Через несколько дней буду командовать передовым отрядом, но мне лучше хотелось бы сидеть на диване рядом с тобой в нашем кабинете. О мечты, мечты!..»

«Иркибай, 23 марта 1873 г.

После четырех недель ожидания я получил твое милое письмо и с наслаждением зачитываюсь им… Каждый день я уношусь мыслью в твою хорошенькую квартиру и, если после последнего прощания с тобой не пошел объявить императору, что болен и не могу ехать, то это потому только, что меня прельщала мысль возвратиться к тебе из моей экспедиции другим человеком, который кое-что сделал и которого уже нельзя будет разлучить с тобой… Боюсь только, чтобы Хива не сдалась без боя, лишив меня случая отличиться…

В мае, хоть на несколько дней, я приеду в качестве курьера в Петербург, поэтому прошу тебя не уезжай; если же хочешь ехать на выставку в Вену, то поезжай скорее и распорядись так, чтобы уже не быть там во время моего приезда. Все войска уже здесь, и я получил целый батальон для завершения земляных работ. Всего у меня 750 человек. Форт готов, и завтра мы двинемся дальше, оставив в нем гарнизон. Утром, в присутствии войска, подняли русское знамя на углу крепости; когда оно поднималось, гремело восторженное ура и грохотали пушки… Сейчас киргизы известили, что видели 5.000 хивинцев у Мин-Булака, куда мы пойдем завтра и где будем через два дня.

У меня два отряда стрелков, вооруженных прекрасными берданками, отряд пехоты, 50 казаков, две митральезы, выпускающие по 600 пуль в минуту, и два орудия. Всего 600 человек.