Ольга Ерёмина - Иван Ефремов

По делам, связанным с выставками и изданиями книг о Рерихе, приезжал в Москву Беликов. Он заходил в гости к Ефремову. Беседовали подолгу. Приезжал из Кузнецка и Портнягин, которому тоже довелось лично познакомиться с Беликовым и побывать у него в Эстонии.

Ефремов подарил Портнягину седьмой том Махабхараты, и благодаря этому Портнягин завязал переписку с Борисом Леонидовичем Смирновым, переводчиком великого индийского эпоса, знаменитым врачом и санскритологом. После его смерти продолжал переписываться с его женой, Людмилой Эрастовной.

В феврале 1972 года Ефремов получил от Беликова заказной пакет с открытками и репродукциями картин Рериха. Беликов ошибся конвертами: посылка предназначалось Владимиру Васильевичу Соколовскому, инженеру в отставке, который по собственной инициативе составил список всех художественных работ Рериха. Репродукции Беликов получал из музея Николая Рериха в Нью-Йорке, от Зинаиды Григорьевны Фосдик, ближайшей ученицы Рерихов.

Ефремов отправил пакет по назначению, однако попросил Беликова сообщить, откуда он добывает такие прекрасные репродукции. Более других ему понравилась картина «Капли жизни»: над голубыми хребтами горной страны, слева, на сером скалистом уступе, сидит, склонив голову, юноша в жёлтом одеянии. За его спиной со скалы тонкой струйкой стекают капли, падают в глиняный кувшин. Иван Антонович каждый подаренный ему судьбой день ощущал как светящуюся каплю жизни. Он знал, что ему осталось немного, и с грустью писал об этом Портнягину.

Вскоре он получил в подарок от Павла Фёдоровича именно эту репродукцию — вместе с адресом нью-йоркского музея. Среди «штрафных» фотографий, присланных Беликовым, была картина «Святой Сергий». Иван Антонович и Таисия Иосифовна с особой любовью и почитанием относились к этому святому, которого они в некотором роде могли считать своим соседом: любимое Абрамцево, где писалось «Лезвие бритвы», стоит между Радонежем и Троице-Сергиевой лаврой.

Сергий был не просто одним из святых, коих немало. В своём монастыре он впервые на Руси ввёл «общежительный» устав, по которому всё имущество в монастыре становилось общим и каждый монах должен был трудиться. Введённая Сергием дисциплина требовала от учеников постоянной бдительности над мыслями, словами и поступками, создавала из обители воспитательную школу, в которой росли мужественные, бесстрашные люди. Они готовы были отказаться от всего личного и работать на общее благо. Величайший смысл жизни Сергия Радонежского в том, что он создал новый тип личности, укоренившийся в народном сознании как идеал человека. Его подвижническая жизнь осветила русскую историю на много столетий вперёд.

Ефремов без промедления написал Фосдик и получил от неё доброе письмо с предложением обмена: он посылает в Нью-Йорк свои книги в обмен на репродукции Рериха. Иван Антонович тут же откликнулся и послал в Нью-Йорк внушительную посылку, ответ не замедлил прийти. (После смерти Ефремова Таисия Иосифовна послала Зинаиде Григорьевне только что вышедший роман «Тайс Афинская» и получила от неё благодарственное письмо.)

Портнягин называл Ефремова «авакарой», что в буддизме означало «духовный подвижник». Елена Ивановна Рерих писала: «Вы знаете, и вы понимаете высокое понятие «аватара», но чтоб достичь его, нужно стать авакара — огненно устремлённым». [295] «Община», параграф 3180.

Таисия Иосифовна рассказывала, как Гаральд Феликсович Лукин, [296] П. Ф. Лукин — сын создателя и первого председателя Латвийского общества им. Н. К. Рериха Ф. Д. Лукина, переписывался с Е. И. Рерих. будучи у них в гостях, опустился перед ней на колени с восклицанием:

— Берегите его!

Лицо его было светло, вся же сцена выглядела немного комично: Гаральд Феликсович был под стать самому Ефремову, и когда этот могучий крупный мужчина опустился на колени, он стал практически одного с Таисией Иосифовной роста.

В переписке с Портнягиным Иван Антонович высказывался предельно откровенно. Например:

«Я совершенно согласен с Вами, что идеи йогизма скоро будут «неудержимым потоком», но поток будет, закономерно, мутным, как острая реакция на плоскостнейший утробный материализм, культивирующийся уже немало лет на святой Руси. <���…>

Мне думается, что сопротивление будет жесточайшее, хотя бы на примере Лысенко — его надо судить как государственного преступника, а вчера перед Академией Наук в числе виднейших деятелей вывесили его огромнейший портрет! Тёмные силы сильны, а потому — будьте осторожны!» [297] Из письма И. А. Ефремова Г. К. Портнягину от 8 мая 1965 года.

«Материальность мысли — это вы совершенно правы, но метафизическое отношение к ней наших учёных и философов — вот главная беда. Именно по этой причине они не могут объяснить даже себе самим ясновидение, телепатию и телекинез, именно потому так трудна очистка ноосферы. А если бы они сообразили бы это, то, поскольку к «многослойности» пространства-времени они уже подошли, всё бы стало на свои места». [298] Из письма от 8 декабря 1969 года.

«Отвечаю на Ваши вопросы по предисловию к Кларку. Я его «изничтожил» было, но, уступая слёзным просьбам двух редакций, согласился отсечь конец, в котором говорится о духовной пустоте и фильма, и книги. <���…> Гипотеза… не научна… Конечно, как же иначе. Речь идёт: а) о нашей официальной науке — читатели иной и не знают и, даже если бы Келдыш узнал, что его наука убога и существует иная, настоящая, то счёл бы автора предисловия за сумасшедшего или опасного маньяка; б) на том уровне, о котором идёт речь в повести — человекообезьян, даже для истинной науки бесполезность вмешательства очевидна. Поэтому все Ваши возражения отпадают по той причине, что они не противоречат моей позиции, я полностью с ними согласен. Но никогда не забывайте, с какой колесницей Вы имеете дело. В лице молодого массового советского читателя мы, увы, видим самую низшую колесницу (по чудовищному невежеству в делах духовных)». [299] Из письма от 4 декабря 1970 года.

«Я не совсем понимаю, почему Вас так смущает вопрос: теизм — атеизм. Для меня — врождённого атеиста, сейчас это не имеет никакого значения, если речь не идёт о личном, человекоподобном, карающем Боге.

Если брать атеиста в его прежнем, примитивном понимании, что всё есть беспорядочное корпускулярное движение со случайными последствиями, тогда ко всем чертям такой атеизм, я не атеист, ибо с таким атеизмом жить иначе, чем по-скотски, нельзя и аморальность — неизбежное следствие, что мы и видим. Если же признавать некую причинную связь, назовите её кармой, мировой механикой, эволюцией, развитием процесса с определёнными законами и порядком, то такой атеизм меня устраивает, но ведь это иначе называется теизмом такими людьми, как Рерихи. Здесь дело не в термине, а в вере в существование определённых законов причин и следствий, протяжённых во времени, которым подчиняется весь мир, будь то людишки, архаты или апсары…