Элла Матонина. Эдуард Говорушко - К. Р.

— Хорошо, Никола, я поговорю с Мамá.

Сев на лошадь, Константин Константинович через Спасские ворота выехал на Красную площадь. Над площадью стоял торжественный колокольный звон. Он поддался общему ликованию и, весело пришпорив коня, рысцой вернулся к своим батальонам. Как раз вовремя: первый залп салюта возвестил, что Царь выехал из Петровского дворца. Все сняли шапки. Он дал команду разобрать ружья…

Ночью, после возвращения с Мамá и женой из балета через великолепно иллюминированный и оживленный город, Константин Константинович сел за дневник. Долго описывал торжественный въезд Николая II в Москву 9 мая, почти так же долго, как тянулось само шествие. Описал, как Царь с Царицей и вдовствующей Императрицей посетили Иверскую, как показался Государь на белом коне из Спасских ворот, приветствовал батальоны, как августейшая троица посетила Успенский собор, как кланялась святым мощам в Архангельском… Затем с верхней площадки Красного крыльца «Царь и обе Царицы трижды поклонились народу. Чудная минута! Говорят, в толпе многие молились, многие крестили Государя вслед. Императрица Мария Федоровна в своей золотой карете все время плакала: ей слишком тяжело было вспоминать, как 13 лет назад она эти же торжества переживала со своим возлюбленным мужем…».

Только ли по этой причине плакала Царица-мать? А может быть, потому, что как никто другой знала: Господь вверяет Россию Царю, не наделенному жестким характером Императора? Об этом, собственно, иносказательно говорил и генерал Драгомиров, об этом, хотя и совсем по другому поводу, — брат Никола.

Если согласиться с тем, что Александр III был почти идеальным монархом для России, то в воцарении его действительно можно увидеть волю Божью. Престол предназначался его старшему брату Николаю, как и датская принцесса Дагмара, ставшая его невестой. Однако старший сын Александра II безвременно умер. Перед кончиной он попросил брата, которому теперь предназначался престол, не оставлять его бедную невесту… Любовь Александра III и принцессы Дагмары, императрицы Марии Федоровны, вполне может стать сюжетом романтической поэмы… Но разве можно доверить такие мысли дневнику, подумал он, не слишком ли это дерзко — разгадывать Промысел Божий? И описал казус, происшедший при шествии торжественной процессии из Успенского собора в Архангельский. Духовенство, шедшее впереди Царя с Царицами, направилось в северные, а не в южные двери, как было предусмотрено. Великий князь Владимир Александрович громким голосом (он не умел говорить тихо) окликнул митрополита, чем едва не нарушил всю торжественность. А потом Его Величество нарушил церемониал, прошествовав к Красному крыльцу, не зайдя в Благовещенский собор, вследствие чего духовник Янышев оказался не впереди, как было положено, а сзади.

«Дай Бог, чтобы это были последние накладки», — вздохнул Константин Константинович.

В театре Константин рассказал Мамá о встрече с братом Николаем и его просьбе. Мамá обещала дать ответ позже. Следующим утром он услышал ее осторожный стук в дверь.

— Костя, сейчас еще нет десяти, сходи за ним. Я говорила с Олечкой и Верусей, они будут рады Николе, мы вместе позавтракаем. Конечно же без внуков. А перед завтраком я выслушаю его.

Они сидели за столом, как в былое время. Только Папá не хватало. Никола, воодушевленный нечаянной встречей, с необыкновенной живостью рассказывал о своей жизни в Средней Азии, о коллекции картин и древностей, которые собрал, о планах по озеленению пустыни. И вдруг сказал, что не таит зла на Императора Александра II и даже хотел приехать проводить его в последний путь, но ему не позволили, а вот на похоронах отца он якобы присутствовал инкогнито… У Мамá и сестер увлажнились глаза.

— А знаешь, Никола, — сказала Ольга, — в моей гостиной в Греции среди семейных фотографий есть и та, где, помнишь, мы втроем — Веруся, ты и я на русском балу. Я сказала детям, что ты вступил в морганатический брак и поэтому уехал из Петербурга.

— Благодарю за память, Оленька. Но не будем об этом…

Константин Константинович проводил брата до выхода из Потешного дворца.

— Костя, я просил Мамá через Императрицу Марию Федоровну посодействовать поступлению моего сына Артемия в опекаемое ею Николаевское военное училище. Она пообещала. А еще я ее попросил позволить Артемию бывать у нее иногда по выходным. И тебя прошу об этом. Сын-то мой ни в чем не виновен перед вами, он тоже Романов по крови, а будет совсем один в Петербурге… — И тут же без всякого перехода добавил: — А знаешь, брат, жизнь в глухомани имеет свои преимущества. Я в прошлом году у одного семиреченского казака за сто рублей купил шестнадцатилетнюю дочь и скоро жду ребенка от нее…

Константин Константинович оторопел, подумав, что Никола все же не совсем нормален. Тот понял, что шокировал брата:

— Ладно, ладно, Костя, извини. Это я так, между прочим, это неправда, вернее, всё было не так, да и вообще ничего такого не было. Ну, брат, я побежал, уже опаздываю.

Константин молча смотрел ему вслед.

Два дня подряд сияло солнце, и всё шло, как было намечено. Великий князь верхом сопровождал свой сводный полк в село Преображенское, колыбель преображенцев, чтобы в местной церкви отслужить молебен. По пути отделились семеновцы и с этой же целью свернули в село Семеновское. А в последний Троицын день все планы и появившееся было настроение опять разрушил хлынувший с утра проливной дождь. В парадном Измайловском мундире Константин Константинович стоял у окна и ждал, когда подадут экипаж, чтобы ехать на Ходынское поле, где намечался церковный парад с участием Измайловских батальонов, уланов, саперов, Ростовского и Таврического полков в присутствии Государя. И тут пришло известие, что парад отменяется…

Позже он не раз думал о том, что случись все же парад на Ходынке, может быть, и заметили бы многочисленные ямы и канавы, образовавшиеся в результате испытаний мин, и успели заровнять, и количество жертв в этой ужасной катастрофе было бы меньше.

Великий князь знал, что коронация — государственный обряд, имеющий целью продемонстрировать единство Православной церкви, самодержавия и народа. Это грандиозный спектакль, поставленный по сценарию, заимствованному в основном у последних византийских императоров. В России, в отличие от подобных обрядов в ряде европейских государств, роль Церкви более значительна: православные иерархи сопровождают правителей на всех публичных церемониях, всегда находятся на первом плане. Постановка этого спектакля требует много времени (Кавалергардский полк, например, начал приготовления к коронации Николая II еще в апреле 1895 года) и усилий многих профессионалов — литераторов, архитекторов, художников, не говоря уже о режиссерах — верховном церемониймейстере, обер-церемониймейстере и просто церемониймейстере. При этом все они, а также главные участники обряда — Царь с Царицами, высшее духовенство и зрители на трибунах — должны проявить такую высокую степень мастерства и вовлеченности в действо, чтобы коронация прошла без сучка и задоринки и казалась поставленной самим Господом. Но при всем при том Великий князь, как один из главных участников этого спектакля и его созерцатель одновременно, искренне верил в божественность предстоящего действа, в то, что Николай II после Божественного помазания на царство укрепится духом и станет достойным преемником своего отца.