Ирина Баранчеева - Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба

— Помимо всего, я там, у Мамонтова, влюбился в балерину… Понимаешь?.. в итальянку… Такую рыжую… Ну посуди — она там будет, в Москве, у Мамонтова, а я здесь!.. А?..

Словом, я понял, что он уже решил покинуть императорскую сцену и поступить к Мамонтову».

И вот какое-то время спустя в одно прекрасное утро в дверь гостиничного номера Иоле постучали… Затем дверь приоткрылась, и в щели появилась голова маленького человечка, который прямо на ее глазах начал расти и превратился в огромного, великолепного, улыбающегося «Иль-бассо»!

Весь день они провели вместе. Иоле поила Шаляпина крепким чаем с вкусными бубликами, заказала его любимейшие блюда. Она так хотела, чтобы он остался в Москве, что готова была скупить все сладости на свете! Но Шаляпин и так был настроен решительно.

— Сегодня же пойдем к Мамонтову, — объявил он ей. — Уж очень работать хочется по-настоящему.

А вечером они были в Солодовниковском театре. Шел «Фауст». Публики было мало. На сцене кривлялся бесталанный Мефистофель, и Шаляпин шепотом возмущался. Наконец не выдержал:

— Пойдем отсюда, Иоле, ну его к черту! Смотреть противно…

Халтура в искусстве всегда действовала на него раздражающе.

За кулисами Мамонтов встретил его с распростертыми объятиями. Переговоры, начавшиеся в театре, закончились в знаменитом в Москве Тестовском ресторане. Когда подали шампанское, Мамонтов сказал:

— Пью за ваше здоровье, Феденька, за ваши успехи. Мы еще покажем чиновникам из императорских театров, как надо ставить и петь русские оперы!

Шаляпин был растроган. Вокруг были единомышленники, друзья. Все были возбуждены, веселы, пили шампанское, говорили об искусстве, о любви… Рядом с Шаляпиным сидела Иоле. Наклоняясь, он говорил ей что-то очень ласковое и нежное, смешивая русские и итальянские слова. Но она понимала его без слов! В ту минуту она верила, что впереди их ждет безграничное счастье. Теперь, когда они наконец-то снова обрели друг друга, они будут вместе вечно, не расстанутся никогда…

22 сентября 1896 года Шаляпин дебютировал на сцене Русской частной оперы в партии Ивана Сусанина. Прошло совсем немного времени, и его узнала вся Москва. Как бы сложилась его жизнь, если бы в ней не появилась эта маленькая очаровательная девушка с грустными глазами — Иоле Торнаги? Во второй своей книге «Маска и душа», написанной в эмиграции, в совсем уже не идиллический период в их взаимоотношениях, Шаляпин вынужден был признать, что не только к Мамонтову, не только за новой интересной работой ехал он во вторую столицу: «Я был влюблен — в Москве…»

Вспоминая счастливые нижегородские месяцы своей жизни и знакомство с очаровательной Иоле Торнаги, Шаляпин писал впоследствии: «Она рассказывала мне о своей прекрасной родине, о солнце и цветах. Конечно, я скорее чувствовал смысл ее речей, не понимая языка».

Об их когда-то долгих и интересных разговорах — о чем рассказывала ему его любимая — Шаляпин помнил немногое… В каком-то смысле эта женщина, с которой он был связан в течение долгих лет, так и осталась для него загадкой, тайной. По-настоящему он не узнал ее. Вначале, когда этого очень хотелось, мешало его незнание итальянского языка. Потом, когда она была рядом с ним, предана ему, его интересовала уже совсем другая персона — он сам.

Но о чем же в то далекое время, кроме солнца и цветов, могла поведать ему Иоле Торнаги? И кто была эта женщина, сыгравшая столь важную роль в судьбе гениального певца?

Перед тем как оказаться в России, двадцать три года Иоле Торнаги прожила на своей родине — в Италии. Два качества определили судьбу этой ярко одаренной девушки. Во-первых, она была очень талантливой балериной. В ее альбомчике, который прошел с ней почти через всю жизнь, есть стихотворение на французском языке, написанное одним из поклонников ее таланта в 1892 году:

Во-вторых, она была необыкновенно ярким и талантливым человеком. Впрочем, все женщины в роду Торнаги были замечательные.

О своей прабабке донне Анджеле Д’Авиньоне Иоле потом рассказывала своим детям почти сказочные истории. Мопассан мог бы написать о ней свой рассказ «Счастье». Красавица и аристократка, состоявшая фрейлиной при королевском дворе, влюбилась в работавшего во дворце молодого часовщика по фамилии Бинда и ради него оставила высший свет и провела всю жизнь в лишениях. Невозможно сказать, была ли она счастлива, смогла бы она, как героиня Мопассана, ответить любопытным: «Он дал мне большое счастье. Я ни разу ни о чем не пожалела». Но очевидно, что эта гордая женщина так и не вернулась к прежней жизни и не покинула своего избранника. Их дети не смогли получить образования и вынуждены были стать ремесленниками. А дочь Базилия вышла замуж за некоего ткача Торнаги и родила много детей.

Базилия Торнаги была не менее яркой личностью, чем ее мать. Когда ее муж погиб на войне с австрийцами, оккупировавшими Север Италии, эта мужественная женщина, оставив семью, взяла в руки винтовку и вышла сражаться на баррикады Милана за свободу и независимость своей родины. Именно в это время судьба свела ее с Джузеппе Гарибальди. С Гарибальди ее связал и мимолетный роман, от которого на свет появилась девочка, названная в честь отца Джузеппиной. Так по крайней мере гласит семейная легенда. До конца своих дней Базилия Торнаги оставалась страстной патриоткой и похоронить себя завещала с портретами мужа и Гарибальди, а на похоронах сыграть Гарибальдийский гимн. «Если ты этого не сделаешь, — в шутку говорила она своей дочке Джузеппине, — то я ночью приду с того света и дерну тебя за ноги».

У Джузеппины Торнаги была сложная судьба. С детства ей пришлось пробивать себе дорогу самой. Резкая, колючая Базилия Торнаги, обладавшая дьявольским характером, не могла быть хорошей матерью. Позже Джузеппина признавалась, что только один Бог помогал ей в тяжелые годы ее юности. Девочка начала танцевать в десять лет и стала известной балериной. Вместе с вечно странствующей балетной труппой она переезжала из одного города Италии в другой, исполняя ведущие партии в классических балетах и народные танцы. В 1879 году в Мессине, где она выступала, ей вручили шуточный диплом «Donna Elegante» как самой изящной и грациозной танцовщице.

Этот пожелтевший картонный листок, исписанный каллиграфическим почерком выцветшими от времени чернилами, после смерти матери Иоле взяла себе на память. Кажется, это единственное на сегодняшний день свидетельство того, что существовала когда-то такая балерина — Джузеппина Торнаги: