Дьёдонне Гнамманку - Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина

25 сентября 1730 года главный прокурор Ягужинский зачитывает в Сенате указ императрицы Анны Иоанновны, который определил судьбу тобольского майора Абрама Петрова:

«…лейб-гвардии от бомбардир-поручика Абрама Петрова, которому велено быть в Тобольском гарнизоне майором, послать в команду фонминихена, а ему определить его в Пернове (потом в Лифляндской губернии) к инженерным и фортификационным делам по его рангу».

На самом деле назначение это было вызвано не высочайшим желанием вернуть чернокожего офицера из ссылки, положив тем самым конец его «сибирским злоключениям», не заботой о его благополучии, хотя именно это было для него важнее всего. Своим «освобождением» инженер Абрам Петров обязан «другому инженеру, более влиятельному при дворе — Б, X. фон Миниху. Впрочем, последнему это удалось прежде всего потому, что появилась жестокая нужда в инженерах, даже принят был особый указ приглашать иноземцев в помощь Миниху. Анна Иоанновна планировала поначалу продолжить грандиозные замыслы своего дяди, Петра I» {97} .

Кто же такой граф Миних? В это время он один из самых влиятельных людей при дворе: губернатор Санкт-Петербурга, член Военной коллегии, директор работ в Кронштадте. Он имеет чин генерал-аншефа, является директором общего управления артиллерией и начальником инженерной части [35]. Этот знаменитый инженер знаком со своим менее известным, но не менее образованным коллегой Абрамом Петровым. В 1723— 1724 годах они трудились бок о бок на различных строительствах, в том числе на строительстве Ладожского канала. Там Миних не раз имел возможность оценить таланты и эрудицию русского африканца.

Ганнибал был одним из самых образованных и способных российских военных инженеров того времени. Генерал Манштейн, который много лет проработал в России, в своих «Исторических, политических и военных записках» делает следующее замечание: «Нет среди русских такого влечения к инженерному делу, как к артиллерийскому, из-за чего немногие преуспели в этой науке; большинство же офицеров инженерного корпуса выписаны из-за границы». Принимая во внимание образованность и компетентность Абрама в инженерном деле, Миних должен был тем более ценить его.

В 1730 году, только взойдя на престол, Анна Иоанновна учредила Особую военную комиссию. Миних был назначен ее председателем. Комиссии было поручено «все происшедшие в армии непорядки и помешательства исправить и такие основательные учреждения учинить, чтобы армия всегда содержалась в добром состоянии и сколько возможно без лишней народной тягости и напрасных убытков». Одним из результатов работы этой комиссии стало выделение из общего управления артиллерией самостоятельной инженерной части. Был утвержден ее штат и бюджет. Во главе инженерной части встал Миних. Тогда-то он и вспомнил своего сибирского коллегу.

В том же 1730 году императрица пожаловала Абрама новым чином — инженер-капитан. Этот чин — действительно повышение. Вероятно, это также было сделано по рекомендации Миниха. Так после долгой (несколько недель) и холодной дороги встретила Абрама столица.

В первые же дни по приезде Абрам знакомится с капитаном галерного флота Андреем Диопером. Грек по происхождению, капитан Диопер прожил к тому времени в России более трех десятков лет. Петр привлек его на российскую службу в 1698 году в Амстердаме, где грек тогда обретался. В России он женился и стал отцом двух дочерей. И вот этот морской офицер с большой симпатией отнесся к Абраму.

Старшую дочь Диопер к тому времени уже выдал замуж, а младшая, Евдокия, жила с отцом. По свидетельствам современников, она была удивительно красива. Новоиспеченный инженер-капитан не замедлил в нее влюбиться и решился сделать ей предложение. Однако место в сердце прекрасной Евдокии уже занято. Как раз в это время она сблизилась с флотским поручиком Кайсаровым. Свои отношения они держали в тайне ото всех, но собирались пожениться. Когда Абрам сообщил отцу девушки о своих намерениях, Диопер не увидел никаких препятствий для их брака. Почему Евдокия не сообщила отцу о связи с Кайсаровым, неизвестно, но когда капитан передал дочери, что Абрам просит ее руки, Евдокия решительно запротестовала, однако мотивировала свой отказ только тем, что жених — «арап и не нашей породы». О Кайсарове — ни слова.

Отец и будущий зять не обращали на эти «капризы» никакого внимания. Диопер считал, что инженер-капитан — прекрасная партия для его дочери, и дал согласие на брак. Абрам же был так счастлив, что не принимал во внимание душевных треволнений невесты.

Назначена дата венчания — 17 января 1731 года.

Евдокия вынуждена покориться воле отца. Но не во всем. Накануне свадьбы она отдалась Кайсарову.

Вечером 17 января, как и было назначено, в церкви Святого Симеона Богоприимца состоялась церемония венчания Абрама Петровича Ганнибала и Евдокии Диопер. Недолгое время спустя, в марте, молодожены отправились в Эстляндию, в Пернов (нынешний Пярну), на балтийские берега.

Что же касается поручика Александра Кайсарова, то он, сломленный расставанием с любимой, покинул столицу и 5 марта того же года был переведен в Астрахань.

Пернов был небольшим провинциальным городком, в значительной степени немецким. Там, однако, располагались гарнизон и школа младших военных инженеров. Абраму как раз и поручено заняться образованием учеников, или, как тогда говорили, кондукторов этой школы. Преподает он свои любимые предметы: геометрию и фортификацию.

После трех лет, проведенных в сибирской ссылке, вдалеке от двора и светской жизни, логично было бы ожидать, что Абрам захочет остаться в столице. Однако этого не произошло, на что имелись свои причины. Да, Меншиков уже сам испытал прелести сибирской ссылки, Долгорукие отстранены от дел, однако место придворного фаворита занято неким Бироном [36]. Этот человек оставит кровавый след в истории России. Вот что пишет о нем историк Хмыров: «Гордый, невежественный и злобный, Бирон, к несчастию, был довереннейшим лицом государыни, волею которой коварно и дерзко играл он, окружая престол плотною стеною своих сторонников, таких же, как он, пришлецов. Левенвольд, Менгдены, Кейзерлинги и другие бесчисленные курляндцы, перемешанные с остзейцами, водворились тогда в России, владели лучшими местами и должностями, наводнили все управления… Конфискации производились тщательно; розыски чинились неутомимо. Отдаленнейшие края России с ужасом узнавали имя Бирона, слишком известное пока одним Долгоруким» {98} . Другой историк замечает: «Страшное «слово и дело» раздавалось повсюду, увлекая в застенки сотни жертв мрачной подозрительности Бирона или личной вражды его шпионов, рассеянных по городам и селам, таившихся чуть ли не в каждом семействе. Казни были так обыкновенны, что уже не возбуждали ничьего внимания, и часто заплечные мастера клали кого-нибудь на колесо или отрубали чью-нибудь голову в присутствии двух-трех нищих старушонок да нескольких зевак-мальчишек» {99} .