Дьёдонне Гнамманку - Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина

5.

И как оный Дебриний писал в ратушу, сыскав те резоны, что якобы оный дом строен солдатами, то я, взяв тогда с того писма копию и обьявя губернатору Левендалю, и о той наглой на меня обиде словесно просил; точию на то мое прошение резолюции никакой не учинено, почему мог я присмотреть, что то у них чинено ко изгонению меня с общего согласия.

6.

А в прошлом году по объявлени швецкой войны то по присылаемым ко мне от Его Светлости Ланд-Графа принца Гессен-Гомбургскаго строгих указов и ордеров велено содержать артилерию во всякой исправной готовности и от неприятелскаго нападения ко обороне во осторожности, то тогда мне обер-комендант Дебриний словесно многократно говорил, чтоб с крепости имеющиеся пушки свалить, но токмо по словесным его указам я представлял ему резоны, что в нынешнее время того учинить невозможно.

1,

И как видя оный комендант, что я того по словесным его приказам не чиню, то он о исполнении того ко мне писменно ордером предложил, дабы с городовых валов пушки сбросать, что и учинено.

8.

И как увидя штаб и обер-офицеры, тако ж солдатство и прочие российского народа люди, что пушки болтая часть свалены и город имеется от неприятеля без защиты, то стали между себя многие переговаривать и знатно, что те переговорки ему, Дебринию, дошли.

9.

И потом он, видя, что учинено так непорядочно, то призвав меня в дом и при многих штаб и обер-офицерах о том на меня кричал не обычно, что по моему характеру веема то было обидно, чего ради оныя пушки с города свалил якобы я собою, на что я ему объявил, что оное я учинил — по ордеру ево, то он при всех штаб и обер-офицерах в том заперся, что якобы ордеру такова ко мне не посылал, и я ему выняв оный ордер из кармана, и объявил, который ордер он, Дебрини, посыкался (попытался. — Д. Г.) якобы отнять, точию я в руки ему не отдал.

10.

И потом паки оный Дебрини сваленные пушки с города, чтобы паки поставить по прежнему, предложил ордером ко мне, которые пушки по силе того ордера я и приказывал ставить по прежнему, от которого бросания и паки поднятия пушек на валы в вешние и беспокойные погоды в полках из солдатства и артиллерийских служителей знатное число и больных умножилось.

11.

И о вышеписанном обо всем и во обидах и злодейских на меня нападений и изгнаниях от вышепредписанных губернатора и тогдашнего обер-коменданта Дебриния по несносной мне нетерпеливости приносил мою жалобу писменно его высоко-княжеской светлости Господину Генералу Фельдмаршалу и генералу фельдцейхмейстеру Ланд-Графу Гессен-Гомбургскому, на которое мое приношении Его светлость милостиво соизволили писать обо мне в рекомендацию к упомянутому обер-коменданту Дебринию, чтоб мне обид и утеснение не чинил.

12.

И как тое рекомендацию получил он, Дебриний, от Его Светлости, то призвав меня к себе на называемый Швецкий бастион в поставленную палатку, и як нему пришед с артиллерийским одним офицером, то он мне с ласковостию говорил, знатно де ты на меня писал жалобу к Его Светлости, и я ему на то объявил, что я по несносной мне вашей обиде и напрасного утеснения принужден был принесть мою жалобу; то он говорил, что мало ли чего живет в команде да обо всем надобно и жаловаться. И потом таясь того артиллерийскаго офицера взяв меня и отведя говорил по французки, что я чинил тебе обиды не собою, но по велению губернатора Левендаля, ибо де он, губернатор, мне над вами велел всякого случая искать, чем бы тебя можно было из Ревеля выгнать, он де на тебя сердит того ради, что ты определен в Ревель, а майор Голмер выслан в Нарву, а по приеме команды ты репортовал о издержанных майором Голмером из Цейхгаузов материалов к князю Гессен-Гомбургскому; а о том ты сам ведаешь, что собою мне гнать тебя не из чего, ибо еще при жизни блаженной памяти великаго Государя Императора Петра Перваго ты был брату моему и мне великие друзья между собою; на что ему объявил, что прежнее дружество помнишь, за то благодарствую, точию ныне не знаемо чего ради меня гонишь и напрасно к несчастию приводишь…

27 июля 1741 года Швеция объявила войну России. Прибалтике предстояло оказаться в эпицентре военных действий. Особо важное значение придавалось обороноспособности Ревельской крепости. Видимо, приведенные выше донесения вызвали в Петербурге сомнения в надежности генерал-майора Адриана де Брини, командующего обороной Ревеля. В сентябре 1741 года обер-комендантом в Ревель назначен генерал-майор Михаил Философов. С ним у Ганнибала никаких трений по служебным и личным делам не возникало.

Военные действия так и не затронули Ревель. Отпугнули ли шведов слухи об энергичном и принципиальном коменданте, или же дело объяснялось общей слабостью шведских войск в этой войне, которой дивились историки и современники, неизвестно. Но в 1741 году русские войска одержали победу в тяжелой битве при Вильманстранде, заставив шведские войска отступать с самого начала. На этом военные действия затихли, хотя война еще не закончилась.

В том же году Христина разрешилась второй дочерью. Назвали ее Анной — в честь второй дочери Петра, Анны Петровны.

С приходом генерал-майора Философова служба ревельского подполковника стала поспокойнее. Однако в столице в это время о покое мечтать не приходилось. Назревал новый дворцовый переворот.

«Россия переживала тогда эпоху смутную. Возвышения и падения лиц самых влиятельных сменялись одно другим — и Петербургом начиналось и оканчивалось все. Одной ноябрьской ночи, с Преображенским капральством, было достаточно для того, чтобы, уничтожив ненавистного всем регента, передать правление государством в руки неспособной принцессы в 1740 году, — и такой же ночи, с таким же капральством, хватило на то, чтоб, отняв власть и свободу у беспечной правительницы, воцарить на место ее сына, всеми признанного императора-младенца, новую императрицу в 1741 году» {121} .

В самом деле, в течение одной ночи в ноябре 1741 года произошла очередная смена режима. Н. Я. Эйдельман воссоздает довольно впечатляющую картину переворота:

«В ночь с 25 ноября 1741 года гренадерская рота Преображенского полка еще раз переменила власть в России. Рота — немного, около 200 человек; но огромные корпуса, армии разбросаны по стране, а гвардейская рота — «правильно расположена»: дворец не впервые взят штурмом теми, кто поближе к нему, остальная же империя — придет день, «получит грамотку» о новом правителе. На этот раз подготовка заговора была, кажется, довольно простой: Иван Антонович, на 14-м месяце царствования и 16-м месяце жизни, еще был не очень государственным человеком; его мать Анна Леопольдовна четырьмя месяцами раньше родила девочку, Екатерину, и, по обыкновению своему, проводила недели в пирах и забавах; наконец, отец императора принц Антон более всего следил за постройкой нового дворца и парка, где можно было бы по дорожкам разъезжать на шестерке лошадей… К тому же он только что присвоил себе сверхвысокий чин генералиссимуса, а вопрос о соответствующей форме и параде был не из простых…