Лариса Дубова - Клан Кеннеди

Очевидцы рассказывали, что Хрущев особенно болезненно, и не без основания, относился к размещению американских ракет в Турции. Своим гостям на даче в Ореанде под Ялтой он нередко давал полевой бинокль и просил посмотреть в южном направлении. «Что вы там видите?» — требовательно спрашивал Никита Сергеевич. «Водную гладь», — обычно недоуменно отвечали посетители, иногда добавляя, что они видят корабль. Отбирая у них бинокль, советский руководитель недовольно произносил: «А я вижу американские ракеты, нацеленные на мою дачу!» {846} 846 Аджубей А. Те десять лет. М.: Советская Россия, 1989. С. 254.

Пока, однако, внутриполитическая обстановка в США, до предела напряженная, не была благоприятной для перехода к дипломатическим разговорам по существу.

Кеннеди решил действовать жесткими методами, но оставлявшими место для предварительных переговоров и принятия компромиссных решений. 22 октября он проинформировал бывших президентов Г. Гувера, Г. Трумэна и Д. Эйзенхауэра как наиболее почтенных государственных деятелей в прошлом о планируемых им санкциях. В этот же день его посетили 22 конгрессмена, считавшихся наиболее авторитетными, которым Джон поведал о сути предполагаемых действий.

Этой встречей президент не был удовлетворен, ибо присутствовавшие сенаторы и члены палаты представителей в один голос настаивали на прямом военном действии против Кубы. Когда законодатели покинули Белый дом, Джон заметил присутствующим советникам: «Вся беда в том, что стоит собрать группу сенаторов, как среди них начинает доминировать самый смелый, требующий твердой линии. Так произошло и теперь. Но стоит поговорить с ними поодиночке, как выяснится, что они более разумны». Правда, тут же Джон со свойственным ему юмором, который в данном случае выглядел страшновато, заявил советникам, что мир надо сохранить хотя бы потому, что для всех не хватит места в убежище Белого дома {847} 847 Sorensen T. Kennedy. P. 3. .

Вслед за этим президент обратился по радио и телевидению к американскому народу, передав перед этим послу СССР А.Ф. Добрынину текст выступления вместе с посланием Н.С. Хрущеву по этому поводу. В заявлении Кеннеди объявил во всеуслышание о намечаемых им действиях. Речь, продолжавшуюся 17 минут, смотрели и слушали не менее ста миллионов взволнованных американцев, самая большая, по оценке и тогдашних наблюдателей, и последующих авторов, аудитория, которая собиралась у телевизоров и радиоприемников до того времени. Говорил президент медленно, не скрывая волнения и своей крайней утомленности, в какой-то мере играя на публику, ибо спрятать далеко вглубь своего сознания и усталость, и волнение он умел великолепно. Кеннеди говорил: «Это тайное, стремительное и невиданное наращивание коммунистических ракет — рассчитанная провокация и неоправданное изменение начальной ситуации, с чем наша страна никак не может примириться». На Кубе, продолжал он, создана база «для нанесения ядерного удара по Вашингтону или любому другому американскому городу».

Впрочем, географическое пространство возможного нападения было несколько сужено, так как названа была только юго-восточная часть страны. Объявив о введении строжайшего контроля с целью не допустить ввоза на Кубу наступательного оружия, президент сообщил, что он потребовал срочного созыва Совета Безопасности ООН, чтобы под его контролем в ближайшее время осуществить вывоз с Кубы всех видов оружия такого рода. Выступление завершилось словами: «Мои сограждане, пусть никто не сомневается, насколько трудна и опасна ситуация, в которой мы должны действовать. Никто не может точно предсказать, как пойдут дела в дальнейшем и каковы будут цена и жертвы. Нам предстоят многие месяцы самопожертвований и самодисциплины — месяцы проверки нашего терпения и нашей воли… Но величайшая опасность состояла бы в том, если бы мы ничего не делали» {848} 848 Let the Word Go Forth. P. 272-278. .

Неназванный информатор передавал циничную шутку, брошенную якобы кем-то из советских представителей при ООН сразу после того, как была произнесена речь американского президента: «Выпьем в память советских дипломатов, погибших от советских ракет».

С этого момента секрета больше не существовало. Президент Соединенных Штатов Америки объявил, что будет добиваться ликвидации советской ракетной базы на Кубе любыми средствами, вплоть до военных {849} 849 Documents on American Foreign Relations. 1962. Washington, D. C: Government Printing Office, 1963. P. 375-380. . И действительно, беспокоясь за судьбу семьи, и для того, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений, он тут же отправил подальше за город, в Виргинию, жену и детей. Впрочем, весьма сомнительно, чтобы это могло сохранить их, если бы в действительности разразился ядерный кошмар.

В тот же день, 22 октября, Кеннеди обратился с письмом к Хрущеву. Выразив в нем решимость не допустить пребывания советской ракетной базы на Кубе, он продолжал: «Ни один человек в здравом уме в ядерный век не может сознательно бросить мир в войну, которая, как это кристально ясно, не может выиграть ни одна сторона и которая может привести только к катастрофическим последствиям для всего мира, включая агрессоров» {850} 850 The Top Secret: The Kennedy — Khrushchev Letters. Chicago: Reader, 2001. P. 298-299. .

Дискуссии в высших американских кругах завершились 23 октября, когда Кеннеди подписал Сообщение № 3504 (иначе говоря, президентское распоряжение) о введении блокады Кубы 24 октября с двух часов дня. В последний момент слово «блокада» было заменено, по предложению Роберта, эвфемизмом «карантин», что, разумеется, не меняло сути дела. Замена термина мотивировалась тем, что блокада — это в международном праве акт войны, тогда как слово «карантин» такой коннотации не имеет.

На самом деле между обоими терминами никакого различия не было, но как намеченную меру ни называй, она не являлась блокадой в полном смысле слова, — ведь речь шла о недопущении на Кубу именно советских судов или кораблей стран, входивших в советский блок. Более того, суда, везущие мирные грузы, пропускались, будучи подвергнутыми досмотру. В некоторых случаях не предусматривался и досмотр, если американская сторона была убеждена, что на корабле не находятся военные грузы. Наконец, в случае появления, допустим, двигавшихся в направлении острова кораблей западноевропейских стран преграждать им путь американцы не собирались.

Кроме того, в случае введения блокады конгресс мог потребовать немедленного предоставления ему президентского доклада, а это лишило бы Кеннеди свободы рук. Слово «карантин» было совершенно новым и для военной, и для дипломатической практики, и для парламентских словопрений, и вмешательство конгресса не предполагалось, а если бы оно возникло, его не трудно было бы отклонить.