Борис Григорьев - Королева Кристина

Уже на первых встречах с королевой Кассати и Малинес увидели, что в её «вербовке» не было никакой необходимости, потому что «объект» уже созрел для смены веры. В отчёте Никкелю Малинес писал, что королева подробно рассказала о своих поисках, о сравнительном изучении разных религий, включая иудаизм и мусульманство, и о сделанных ею выводах о том, что религия — это политический инструмент для удержания обычных людей в рамках. Она пригласила многих иностранцев ко двору не только из-за их знаний, но и для того, чтобы понаблюдать за тем, как они относятся к своей вере. При этом она подчеркнула, что не дошла до того, чтобы вовсе отрицать Бога. Католицизм, по сравнению с другими религиями, показался ей привлекательным во всех отношениях. Остались лишь кое-какие вопросы, которые следовало выяснить для успокоения совести.

Как представляется, королеве нужно было сохранить чувство собственного достоинства и не показывать иезуитам, что она готова беспрекословно пасть в ноги римскому папе. Кристина хотела, чтобы Ватикан заплатил за её душу высокую цену, дал ей гарантии безоблачного существования в будущем и обеспечил высокими покровителями. Без этого ей трудно было бы выжить в чужом и новом мире.

«Мы были изумлены, — писал Малинес Никкелю, — встречей с 25-летней королевой, найдя её абсолютно лишённой всяческого тщеславия, так типичного для мирского величия…» От обсуждения личных религиозных проблем королевы иезуиты пока воздержались — в первую очередь им нужно было разобраться в её мировоззрении.

Какие же вопросы оставались невыясненными для Кристины? К величайшему разочарованию учёных-иезуитов, догматика католицизма её не интересовала вовсе. Практически она задавала иезуитам те же самые вопросы, что и учёному Декарту: существовала ли на самом деле разница между злом и добром или следовало оценивать действия людей по ущербу или пользе, которые они на- или приносили? Есть ли в мире бессмертие и на самом ли деле Церковь полагает, что человеческая душа навечно остаётся с Богом? Если религии постоянно конфликтуют друг с другом, то не лучше ли следовать традициям страны и разуму? Как католицизм относится к святым? Как доказать, что именно католическая вера является истинной, и каковы тут могут быть критерии? Как соотносились результаты науки с библейскими представлениями и в какой степени последние следует воспринимать чисто символически?

Ответить на все эти вопросы опытным «волкам» из иезуитского ордена было не так уж трудно. И Малинес, и Кассати были хорошо подготовлены и владели искусством риторики и казуистики не хуже королевы. Естественно, они не ставили своей целью довести до неё истину в последней инстанции. Их главная задача состояла в том, чтобы показать привлекательность католицизма, поэтому они могли врать августейшей особе что угодно и как угодно, лишь бы произвести на неё благоприятное впечатление. Впрочем, католикам объективно помогал сам Лютер, который априори предполагал бесперспективность освобождения человека от греха, в то время как католицизм оставлял возможность грех победить.

И вербовщики были приятно удивлены тем, как быстро, почти на лету, схватывала всё королева. Удивляться, однако, было нечему: они преподали ей «модернизированный» вариант католичества, приспособленный под успехи естественных наук, и он вполне соответствовал её либертинским настроениям. Фундаментализм католической веры остался за скобками. Королева поинтересовалась у итальянцев, могла бы она, уже будучи, к примеру, тайной католичкой, раз в год принимать причастие по лютеранскому обычаю. Такое Малинес и Кассати не имели права разрешать, даже если бы очень хотели, а потому ответили ей решительным «нет». В таком случае, заявила Кристина, ей придётся пройти через процедуру отречения от престола и покинуть Швецию.

Тут королева, конечно, лукавила и вновь проявила свою способность к мистификации и «диссимуляции»: отречение от престола было мотивировано отнюдь не религиозными проблемами, а её нежеланием вступать в брак. Смена религии была лишь предлогом и средством для получения личной свободы и устройства новой жизни. Д. Мэссон пишет, что эта «диссимуляция» была нужна Кристине для того, чтобы повысить свой престиж в глазах Рима и показать Ватикану, какую большую жертву она собирается принести ради перехода в католическую веру. «Очевидно, что активный ум и острое чувство личной заинтересованности Кристины ни на момент не покидали её даже на фоне высокодуховного и эмоционального решения о перемене веры», — замечает историк.

В конце всех этих бесед и дискуссий Кристина удивила иезуитов своими выводами: она хорошо поняла всё, что ей тут рассказали, но её сердце к католической вере пока остаётся безразличным. Вероятно, увидев на лицах учёных отцов растерянность и смятение, она тут же поправилась и добавила, что приблизилась к католицизму больше, чем они могли бы себе предположить. И тогда они поняли, что цель почти достигнута.

Проведя с Кристиной несколько «учёных бесед», Малинес и Кассати не были столь самонадеянны, чтобы не обнаружить, что их подготовки оказалось всё-таки недостаточно. В марте 1652 года они по просьбе королевы попросили Рим немедленно прислать им книгу известного итальянского учёного (разумеется, иезуита) и своего близкого друга Даниэлло Бартоли (1608–1685), в которой автор попытался примирить античную философию с христианством, а церковную схоластику с экспериментальным методом Галилея. Их запрос наглядно демонстрирует, какие вопросы волновали королеву и какие аргументы она мобилизовала во время душеспасительных бесед с ней учёных-иезуитов [70]. Д. Мэссон считает, что эта книга понадобилась Кристине для того, чтобы убедиться, какая степень свободы будет ей предоставлена как католичке. Отказываться от фривольных либертинских замашек она отнюдь не собиралась.

По завершении миссии Кассати поехал в Рим с подробным отчётом к Г. Никкелю, в то время как Малинес, благодаря своим светским манерам вызывающий меньше подозрений, должен был дождаться результатов его поездки в Стокгольме. Он с интересом наблюдал, как недавно прибывший из Франции лекарь Бурдело демонстрировал свои способности при дворе королевы Кристины. Что думал иезуит, глядя на королеву, которая, вместо того чтобы посвятить себя глубокому и вдумчивому погружению в новый религиозный мир и осознанию важности предстоящего шага, напропалую веселилась в компании с «французским цирюльником»? Именно в это время стали распространяться по всей Европе слухи о «распутной» королеве Швеции и её репутация безупречной и мудрой правительницы подверглась сомнениям.

Д. Мэссон признаёт, что во дворце и в самом деле происходили вещи, мало украшавшие авторитет королевы. Взять хотя бы описанные выше эпизоды с Бошаром, Ноде и Мэйбумом или пресловутые заседания академии, учреждённой по проекту Декарта и возглавляемой теперь Бурдело. Там её президент высказывал вещи, которые не только считались зловредной ересью, но и «тянули» на высшую меру наказания (например, его утверждение, что ни в Италии, ни во Франции никто уже не верит в Священное Писание, или заявление королевы о том, что она не верит ни в ад, ни в рай, ни в воплощение, ни в воскрешение, ни в бессмертие души; что личная вера каждого лучше любой религии; что религия представляет собой всего лишь сгусток суеверия и ошибок и что люди верят в Бога, потому что хотят, чтобы их обманывали).