Борис Григорьев - Королева Кристина

Что же шокировало набожных римлян?

То, что Кристина стала свободно вращаться в кругу молодых людей, как будто сама была одной из них. То, что скоро королева перестала заботиться о внешних приличиях и повела себя так, как не подобает себя вести набожной католичке. Никаких бесед на религиозные темы, никакого чтения религиозных книг, никаких визитов в церковь и принятий Святых Тайн, никаких молитв или позывов к покаянию — ничего этого ревнители благочестия в поведении Кристины не увидели. Критиковать правителей такого ранга бесполезно, и папа выбрал другой путь воздействия на Кристину: он сократил количество аудиенций, а во время бесед с ней пытался мягко указать на то, чего от неё ждали другие люди. Он дарил ей религиозные книги и рекомендовал людям, к которым она испытывала доверие, говорить ей, что и поверхностная набожность не лишена добродетели. С паршивой овцы хоть шерсти клок!

Агент кардинала Мазарини, посол Франции в Риме Гюгес Лионн, докладывал в Париж, что папа сделал Кристине выговор за неподобающее поведение, а выплату денежного пособия обусловил необходимостью исправиться в лучшую сторону. Королева, по словам агента, ответила взрывом возмущения и непотребными словами о лицемерной набожности, церковных реликвиях, лжесвятых, лжепророках и о многом другом. Это немедленно стало достоянием не только французского, но и испанского двора. Впрочем, Кристина скоро осознала свои ошибки (но не свою вину) и кое в чём стала исправляться: она прекратила болтать со своими друзьями во время богослужений, демонстрировала уважение к церковным таинствам и, отбросив на время в сторону культурные интересы, отводила время на религиозные упражнения.

Но для самых усердных ревнителей Церкви этого было мало. Проповедник одной римской церкви по имени Зукки подверг резкой критике «скандальное» поведение Кристины, а папа в беседе с послом Венеции назвал её «женщиной, рождённой халдейкой, воспитанной по-халдейски и с головой, набитой халдейскими бреднями». Он жаловался на её «дикое, почти невыносимое высокомерие», одно время вообще перестал принимать её у себя в Кастель Гандольфо и даже предложил ей уехать из Рима и выбрать для проживания другой город.

Ему вторит кардинал Паллавичино, упрекая Кристину в слишком медленном исправлении и в отсутствии у неё чувства женского долга для того, чтобы сдерживать свой темперамент. Впрочем, писал он, как и папа, все утешали себя мыслью, что со временем свежий, но горький на вкус фрукт созреет и станет более съедобным.

Подливало масло в огонь критики и то обстоятельство, что Кристина на первых порах не хотела брать чью-либо сторону в той тайной и явной борьбе, которая разыгрывалась на Капитолийском холме Рима. Испанцы, первые покровители католички Кристины, возомнили, что они имеют на неё права, и делали на королеву в своей внутрицерковной игре большую ставку.

Кристина отказалась быть пешкой в руках испанской партии. Когда она посетила театральное представление в доме кардинала Мазарини, где размещалось посольство Франции, то Пиментелли дель Прадо, испанский посол при Ватикане герцог Терранова и начальник её стражи маркиз де ла Куэва сделали ей замечание, что по этому поводу ей следовало проконсультироваться с ними. Ведь Испания находилась в состоянии войны с Францией, а испанский король считался покровителем шведской королевы. Это разгневало Кристину, и она сразу дала им понять, что в своих делах никого не намерена слушать.

Потом нашлись другие поводы для взаимного недовольства.

Герцог Терранова, к примеру, был возмущён тем, что Кристина на своих аудиенциях позволяла французскому послу Лионну не снимать шляпу, хотя француз даже не был настоящим образом аккредитован при Святом престоле. Испанцы также обвиняли королеву в том, что она приютила у себя двух врагов Испании — Галликано и Мональдески, которые оказывали на неё негативное влияние. Кристина, со своей стороны, считала, что принесённая ею в жертву корона не была достойным образом оценена испанцами, которые до сих пор так и не назначили ей никакого содержания. Если Филипп IV до сих пор не раскошелился, то, может быть, Людовик XIV будет более щедрым? Так что скоро отношения с испанцами были основательно подпорчены и старые друзья превратились в непримиримых врагов и авторов самых гнусных памфлетов. Мажордом де ла Куэва опубликовал за границей памфлет, в котором назвал Кристину «самой грязной шлюхой в мире». Парочку менее знатных авторов таких памфлетов по приказанию папы упрятали за решётку.

«Незабвенный» друг королевы Пиментелли дель Прадо подал своему королю прошение об увольнении от двора Кристины и попросил откомандировать его вместе с де ла Куэвой на поля сражения во Фландрию. Прошение скоро было удовлетворено.

Начальник стражи и второй мажордом были уволены. «Если бы он не был генералом, я бы с удовольствием приказала прогуляться дубинкой по его спине!» — прокомментировала отъезд Пиментелли Кристина. У неё начался (или возобновился) «французский период».

Но слухи, сплетни и отчёты наблюдателей из Рима на долгое время не оставят Кристину в покое. Она испортила свои хорошие в прошлом отношения с иезуитами. Предлогом послужило их неуважительное, по её мнению, отношение, в частности недостаточные почести, оказанные ей во время посещения одной иезуитской церкви. С тех пор она повела с ними настоящую войну. Не исключено, что определённую роль в данном случае сыграл её богатый опыт общения с ними на этапе перехода в католичество.

После бурного столкновения Кристины с кардиналом Людовизи, главным ватиканским «блюстителем нравственности», кардинал Паллавичино попытался «урезонить» королеву и склонить её к примирению, но королева от злости расплакалась и наотрез отказалась сделать это.

Негодование верующих вызвал также эпизод, в котором собравшиеся на музыкальный концерт у Кристины кардиналы распорядились прервать звон колоколов в соседней иезуитской церкви, поскольку он мешал слушать музыку. Не прибавляло уважения к шведской королеве и её участие в таких празднествах, как преследование людей дикими зверями, но не потому, что римляне считали подобные зрелища варварством, а из-за того, что преследуемые были раздеты донага.

Обывателей Вечного города шокировало также то, что на приём к французскому послу Кристина прошла по улицам города в мужском костюме со шпагой на бедре.

Княгиню Колонну, у которой Кристина была в гостях и которая слишком небрежно, на взгляд гостьи, отнеслась к церемонии её проводов из дома, она взяла за руку и грубо дотащила до дверей.

Кристина воображала, что в католическом Риме ей будет позволено более свободное поведение, чем в лютеранском Стокгольме, но жестоко просчиталась. Дух вольнодумства в Риме давно был истреблён, а римляне были не меньшими пуританами, чем шведы. Во всяком случае внешне.