Борис Григорьев - Королева Кристина

Скоро аббат Ванини подобрал «ключик» к сердцу синьоры Катарины и отправился на «охоту». Это было 4 марта 1689 года. Кристина лежала больная у себя в спальне, и аббат был уверен, что никто ничего в доме не услышит и не заметит. Когда синьорина Анжелина то ли после репетиции, то ли после концерта вернулась в свою комнату, то увидела там свою мамашу, ненавистного аббата Ванини с несколькими слугами королевы и празднично накрытый стол. Она вскрикнула от неожиданности и хотела было убежать, но аббат бросился к ней в ноги и стал умолять не кричать и остаться. Хористка не послушалась и продолжала во весь голос звать людей на помощь. Между тем все, включая слишком доверчивую или подкупленную мамашу, из комнаты ускользнули и оставили аббата наедине с его жертвой.

Крика Анжелины никто не услышал, но зато Кристина услышала над собой звуки падающей мебели и проснулась. Она позвала слуг и кавалеров из драбантской комнаты, и по её приказанию они бросились наверх и всё увидели. Среди драбантов оказался и Теодон, который тигром набросился на аббата Ванини и стал «рвать его в клочья». Если бы ему не помешали, аббат был бы задушен. Послали за братом кардинала Аззолино, чтобы посоветоваться с ним о том, что делать с любвеобильным аббатом. Тот сообщил, что Ванини пользуется покровительством влиятельных лиц, и его пришлось отпустить с миром. Королеве рассказали, что причиной шума оказались кошки. Казалось, инцидент был исчерпан.

К середине марта Кристина поправилась и сообщила об этом некоторым своим друзьям. Король Карл XI написал ей из Швеции почтительное письмо и поздравил с выздоровлением. Годом раньше Кристина обменялась письмами с его маленьким сыном принцем Карлом, будущим Карлом XII [152]. Выздоровевшая королева обнаружила, что Анжелина Джорджини куда-то исчезла. На недоуменные вопросы ей ответили, что хористка заболела и съехала из дворца. Кристина приказала доставить её в Риарио. При очном свидании с королевой Анжелина расплакалась и поведала о том, что с ней случилось в злосчастную ночь 4 марта.

Кристина пришла в бешенство, позвала к себе слугу по имени Мерола и приказала ему убить Ванини. Мерола был неаполитанцем, и дважды повторять ему приказание не потребовалось. Он нашёл убежище у шведской королевы, спасаясь от наказания: на его совести была смерть двух папских сбиров. Мерола немедленно отправился к Ванини, но убивать его по каким-то причинам не стал, а попросил убраться подобру-поздорову из Рима. Долго упрашивать аббата не пришлось, он дал Мероле щедрое вознаграждение и тут же исчез в неизвестном направлении. Мерола вернулся в Риарио и доложил хозяйке, что задание выполнено. Сообщение было воспринято с глубоким удовлетворением.

И снова Кристина поняла, что её обманули. Каким-то невероятным способом до неё дошли слухи, что аббат Ванини живёт и здравствует в городе Субьяко. От негодования она не могла произнести ни слова, но ей удалось встать с кресла, найти смертельно напуганного Меролу и протянуть обе руки к его горлу, чтобы задушить негодяя на месте. Меролу спасло то, что у Кристины закружилась голова, она потеряла сознание и рухнула на пол.

Это произошло 14 апреля 1689 года. Жить ей осталось пять дней.

Её последним исповедником стал известный богемский кармелит патер Славата. Кардинал Аззолино был тяжело болен и мог только молиться о спасении души своей подруги.

Согласно точным исследованиям П. Энглунда, в полдень 19 апреля 1689 года Кристина попыталась левой рукой погладить себя по горлу, чтобы смягчить боль, но рука бессильно упала. Жизнь кончилась. Рядом с ней стояли больной Аззолино и служанка.

Кристина завещала похоронить её просто, тихо и спокойно, но этому воспротивился папа. При жизни он её преследовал, а умершую решил «вознаградить» по достоинству, то есть похоронить с помпой, по высшему разряду. И мёртвая, Кристина продолжала служить разменной монетой в большой политике.

Королеву одели в то самое белое с золотой вышивкой атласное платье, примеренное ею накануне Рождества, а поверх него надели монашескую накидку. На лицо умершей наложили тонкую серебряную маску, точно повторяющую все его черты и складки.

Тело умершей четыре дня лежало в палаццо Риарио на катафалке, обитом золотой парчой с тремя коронами династии Васа. В пятницу 22 апреля при зажжённых факелах и в сопровождении лейб-гвардейцев гроб на катафалке отвезли в церковь Святой Марии в Валичелле, находившуюся под управлением Аззолино. На следующий день там в присутствии коллегии кардиналов была отслужена заупокойная месса. Аззолино с тремя кардиналами стоял в почётном карауле у гроба.

Из церкви гроб с телом Кристины в сопровождении огромной процессии перенесли в собор Святого Петра. Процессию возглавляли мальчики-школьники и дети из приютов, за ними шли представители не менее шестидесяти различных орденов, братств и сообществ, включая «любимых» иезуитов, потом монахи из пятнадцати римских монастырей — все с крестами, хоругвями и зажжёнными свечами по пять человек в ряд. Вслед за ними шли служители церкви Святой Доротеи (на территории их прихода находился дворец Риарио), слуги королевы, певцы, музыканты и др. И уже за ними, высоко на руках, плыли носилки с гробом. На голове умершей королевы была корона, в руке — скипетр; тело было завёрнуто в белое с золотым шитьём одеяние, сверху которого был фиолетовый, подбитый горностаем плащ. Гроб несли слуги Кристины, рядом шли служители её двора, а впереди — последний её фаворит граф Уорвикский и герцог Нортумберлендский Роберт Дадли. За носилками шествовали конная швейцарская гвардия, папские герольды, церемониймейстеры, камергеры, епископы, кардиналы. Процессию завершали десять карет, принадлежавших королеве.

В соборе Святого Петра тело с короной и скипетром опустили в кипарисовый гроб, рядом в особом ящичке положили несколько её медалей и гербов, гроб опустили в простой, деревянный, и поставили его в склеп, так называемый Grotte vecchie, где он до сих пор находится в мраморном обрамлении, снабжённый надписью:

В своём завещании королева Кристина недвусмысленно просила: «Наше желание также состоит в том, чтобы наше тело было облачено в белое платье и похоронено в церкви Ротонда [154]или в другом месте на усмотрение наших наследников, но без выставления гроба напоказ и без всякой помпы и других знаков тщеславия».

Но она уже была мертва, и никто не уважил эту её последнюю волю. Кардинал Аззолино попытался напомнить об этом, но его тоже никто не послушал.

Испытательный срок жизни мятежной души закончился.