Андрей Орлов - Осень 93-го. Черные стены Белого дома

В осенние дни девяносто третьего Ельцин и Хасбулатов оказались по разные стороны баррикад, как оказались в противостоящих друг другу группировках их сторонники: Филатов, Красавченко, Степашин и целый ряд бывших депутатов Верховного Совета перешли в команду президента Ельцина. Баранников, Ерин и Дунаев, руководители силовых структур, непосредственно подчинявшиеся Ельцину, вдруг оказались в стане его противников. Позицию Ельцина осудил Конституционный Суд во главе с его Председателем Зорькиным.

Органы безопасности были снова поставлены в положение жесточайшего выбора. Если следовать Конституции и закону, они должны были встать на сторону Верховного Совета. Если же исходить из интересов установления в стране сильной президентской власти, которой никто не посмеет ставить палки в колеса, то следовало поддержать президента Ельцина.

Руководство министерства, как сказал на брифинге Голушко, сделало свой выбор в пользу президента, хотя в коллективах неоднозначно воспринимали противостояние двух ветвей власти, считая, что чекистов снова хотят втянуть в политическую борьбу, а в зависимости от ее исхода — сделать «козлами отпущения».

СТЕНОГРАММА: «…На вопрос о неожиданности прошедших событий для исполнительной власти и их информированности по линии министерства безопасности могу вам сказать, что до самой последней минуты мы пытались достичь согласия, любыми способами не допустить кровопролития.

…Я всегда был вместе с Павлом Сергеевичем [24] Грачев Павел Сергеевич (1948–2012) — министр обороны Российской Федерации. , Виктором Федоровичем [25] Ерин Виктор Федорович (1944) — министр внутренних дел Российской Федерации. . Там, где проходили совещания под руководством президента, Черномырдина, мы были вместе. Меры все предпринимались, все меры были предусмотрены, но меры такого порядка, чтобы никоим образом по нашей вине не пролилась безвинно кровь. И вы видите, что все делалось тогда даже, когда тонкая ниточка переговоров велась в Патриархии, в Донском монастыре. А что касается развития событий, то информация была достаточной, меры вырабатывались самые адекватные. И обвинение кого-то в нерешительности — это безрассудство. Попробуйте действовать решительно в центре Москвы и в стрельбе против собственного народа…» ( Из Стенограммы брифинга, проведенного в Министерстве безопасности Российской Федерации 14 октября 1993 года. — Личный архив бывшего министра безопасности Н.М. Голушко.)

Слушая Голушко, Андрей горько усмехнулся: «Если бы действительно делалось все для того, чтобы избежать кровопролития, причем всеми участниками конфликта, то добиться этого было можно. Трудно, но можно».

Однако каждая из сторон, заявляя о готовности к компромиссам, делала все с точностью до наоборот, и обстановка стала скатываться к «точке невозврата», как говорят летчики.

3—4 октября 1993 года стали черными днями российской демократии, после чего само это словосочетание стало восприниматься многими как пример произвола и насилия.

Как и накануне, в полдень 3 октября на Смоленской площади стали собираться сторонники Верховного Совета. Снова стали возводиться баррикады, начались стычки с милицейским оцеплением. Но в отличие от вчерашнего дня милиция действовала более решительно и очень быстро разогнала «смутьянов». Казалось, что опасность стихийного столкновения миновала. Но это было не так.

Через час на Октябрьской площади собралась огромная толпа, которая сразу стала скандировать: «Вся власть Советам!», «Долой Ельцина!», «Руцкой — Президент!» Повсюду развевались красные и черно-бело-желтые знамена, распространялись листовки и газеты. Кто-то пытался начать митинг, используя мегафон, но тут же был заглушен звуками громкоговорителя машины ГАИ, из которой через непродолжительные паузы доносилось строгое: «Разойдитесь! Покиньте площадь! Митинг не разрешен!»

На Октябрьскую площадь стали стягиваться силы милиции. Уже ставшие привычными шеренги солдат со щитами и в касках плотно охватывали площадь со всех сторон. От здания МВД приближались все новые и новые подкрепления. Бурлящая, поющая и выкрикивающая лозунги толпа, все больше наэлектризовывалась. Чувствовалось, что митингом, который планировался на площади, дело не закончится. Масла в огонь подливали плотные шеренги, просочиться через которые вовне, даже если бы кто-то захотел это сделать, было невозможно. Напряжение повышалось с каждой минутой. Достаточно было одной искры, чтобы разгоряченная толпа превратилась в людской костер, а затем в пожар гражданского противостояния, которое все больше и больше напоминало эпизоды гражданской войны. И такая искра вспыхнула.

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…Очень скоро пространство перед памятником на площади напоминало бурлящий котел с разноцветными пятнами транспарантов и стягов, блестками щитов «защитников порядка». Это и был настоящий «котел» — в 14.00 в беспорядке стоявшие щиты сомкнулись, перегородив «котел» со стороны Ленинского проспекта и Садового кольца, а неожиданно появившееся большое количество касок со стороны МВД стали вытеснять «котел» в сторону Крымского моста, грубо сгоняя людей с парапетов и от самого памятника… Новые группы митингующих уже не могли пробиться из метро к «котлу» и были вынуждены уходить во дворы жилых домов. Сжатый «котел» лавиной обвалился на Садовое кольцо в сторону Крымского моста и Смоленской площади…» ( Из воспоминаний участника манифестации. — Газета «Завтра», август 1994, спецвыпуск № 2. )

Кто-то в толпе крикнул: «Вперед, к Белому дому!» Митингующие подхватили лозунг, многотысячная толпа взревела в восторге и стала двигаться в сторону Крымского моста. Когда головная ее часть поравнялась с главным входом в Парк культуры имени Горького, кто-то затянул песню:

В нестройные голоса включались все новые поющие, и толпа, полная воодушевления и революционного пафоса, стала превращаться в многоголосый хор, готовый не только к «последнему параду», но и к вооруженному столкновению с силами правопорядка. Тем более что следующий куплет песни звучал как набат, как команда к действию:

На Крымском мосту, там, где от него отделяются каменные лестницы, спускающиеся к набережной, толпе преграждали путь три шеренги ОМОНа. Сначала митингующие направили к первой цепи нескольких «парламентеров», в числе которых был замечен священник в рясе. Но скоро стало понятно, что противостоящие стороны не поймут друг друга. Одним было приказано никого не пропускать через мост, а другие, воодушевленные призывами к защите Белого дома, готовы были идти на прорыв.