Клаус Манн - На повороте. Жизнеописание

Он бушевал бы еще долго, но Э., в высшей степени любезно, прервала его: «Delighted to meet you, Sir» [299] Счастлива с вами познакомиться, сэр (англ.). . Она говорила с мягким британским акцентом, и это произвело на старика такое впечатление, что он буквально остолбенел, открыл рот. Рот оставался открытым, в то время как Э. с прекрасным достоинством продолжала: «Мне понятно ваше ожесточение, сударь; я разделяю ваше отвращение к ужасам нацизма. Но поскольку Америка все еще не решается бороться с ужасным режимом или хотя бы только бойкотировать его, что толку от бойкота языка, который, между прочим, в своей правильной и чистой форме едва ли имеет какое-либо родство с нацистской тарабарщиной?»

17 сентября. «Мифы детства» (первая глава «Поворотного пункта») закончены. Странно это вызывание из небытия самого раннего переживания, на чужом языке…

А если когда-нибудь, позже, после войны, я захочу опубликовать «Поворотный пункт» на немецком языке — кому ее переводить? Мне, естественно, — кому же еще? Я не мог бы позволить кому-нибудь другому рассказывать мою жизнь по-немецки. Я должен сделать это сам.

Еще раз написать целую книгу! Кошмар… (Также и эти записки — набросанные на английском языке — должны быть переданы моим alter ego, моим немецким «я».)

В тот же день, позднее. Языковая проблема в высшей степени мучительна, в высшей степени запутанна…

Жюльен Грин, который теперь тоже пишет по-английски (кстати, тоже книгу воспоминаний), рассказывал мне недавно о своих трудностях. Это при том, что он, родом из Франции и американец по воспитанию, вырос в атмосфере двуязычия! Однако есть ли оно вообще, полное двуязычие? Решившись перейти на французский, Грин чувствует себя — как он меня заверяет — в английском уже не совсем дома, хотя это все-таки его «первый язык»…

Если лингвистическая метаморфоза (которая в его-то случае является лишь обратным превращением, возвращением на родину) уже ему доставляет столько мук и усилий, как же мне надеяться ее преодолеть?

Чем глубже вникаю в английский, тем сильнее ощущаю собственную недостаточность. Как бесконечно богат этот язык, язык Шекспира и Берка, Мелвилла и Уитмена! И как отличается он от нашего!

Нашего? Разве я уже наполовину не отчужден от немецкого? Может быть, это сводится к тому, что разучиваешься владеть родным языком, так и не познав как следует новый…

Но если у меня не будет никакого языка, то что мне остается?..

В тот же день, еще позднее. Поражен этими строками, которые нашел у T. С. Элиота (в его стихотворении «Ист Кокер»):

(Перевод Андрея Сергеева)

Мастер, который умеет писать на своем собственном языке, а борется со словом, за слово, как какой-нибудь новичок или как некто пытающийся перестроиться на новый язык.

Для него, как для нас, для каждого, кто серьезно относится к языку и к жизни, — снова и снова ученье и переучиванье, снова и снова крушение, а затем «the wholly new start», совершенно новое начало.

For us, — говорит Элиот, — there is only the frying. The rest is not of our business.

Для нас имеет значение только попытка. Остальное — это не наше дело. Хорошее, утешительное слово!

7 декабря. Пёрл-Харбор… {276} 276 Имеется в виду важное событие в ходе второй мировой войны — нападение Японии на военно-морскую базу США (на острове Оаху, одном из Гавайских островов) 7 декабря 1941, знаменовавшее собой распространение военных действий на район Тихого океана.

Моя реакция примерно такая же, как полгода назад, при вторжении в Советский Союз; та же смесь ужаса и облегчения (причем момент облегчения теперь опять же перевешивает). Но на этот раз все ближе, действительнее. Чувство прямой, личной затронутости.

12 декабря. Почти невозможно думать о чем-нибудь другом, кроме «великих событий».

Америка в войне с нацистской Германией. Я хочу в американскую армию. (Однако я не «citizen» [300] Гражданин (англ. ). , следовательно, не могу явиться добровольцем, но должен покорнейше ждать, пока меня не призовут…)

20 декабря. Только «великие события» в голове? Но работа над «Поворотным пунктом» идет дальше, и борьба за «Дисижн» также. В день нападения на Пёрл-Харбор моим спонтанным чувством было: конец журналу! К чему еще «Дисижн»? Решение принимается где-то в другом месте… Однако Томский и другие друзья сделали все, чтобы настроить меня иначе. Космополитически-прогрессивно ориентированное обозрение высокого духовного уровня — так я был заверен — играет как раз сейчас роль животворную и должно быть непременно спасено. Быть по сему! Но трудности нагромождаются. Денежная проблема все больше действует мне на нервы.

Утешает чтение (снова и снова Жид, Элиот, Томас Вулф); утешает музыка.

Восхитительный вечер в «Метрополитен-опера»: «Волшебная флейта» (дирижировал Бруно Вальтер). Глубже, чем когда-либо, растроган благородной возвышенностью, улыбчивым величием произведения. Какое струящееся богатство музыкальной выдумки, многократно изменяющееся, точно и искренне сформулированной эмоции! Моцартовский гений раскрывается, раздаривается здесь во всей своей полноте; «Волшебная флейта» превосходит даже «Фигаро», да и, пожалуй, «Дон Жуана» по драматическому эффекту и смелому вдохновению. Либретто мне тоже нравится, несмотря на наивные ошибки. Очень обаятельная, очень соблазнительная смесь просветительского масонского эпоса и каприза фантазии, ребячески волшебной проказы и высоко посвященной игры. Торжественная разумность, возведенный в священное common sense [301] Здравый смысл (англ.). Заратустры заставляет думать о позднем Гёте; изумительное многообразие контрастирующих настроений и лиц, это рискованное сосуществование комических и серьезных, бурлескных и нежных элементов напоминает шекспировское универсальное гостеприимство.

Какой грубой и напыщенной, какой несдержанной и вульгарной, какой скучной кажется вагнеровская «музыкальная драма» рядом с этим магически-занимательным, весело-проникновенным искусством! Восхитительная «Волшебная флейта» — не беспутная «Гибель богов» — предвосхищает музыкально-драматический стиль будущего, если предположить это будущее с драмой, с музыкой, со стилем… Пусть же будущие поколения полюбят этот моцартовский шедевр, эту одновременно обучающую гуманизму пьесу и барочный маскарад, raisonable [302] Разумный (франц. ). даже и в капризе, благородный и в забаве, во всей его переливчатой совокупности и высокой невинности, со всем его блеском, его ласковостью, его догадками, его грацией, поймут его, будут подражать и, может быть, даже превзойдут!