Джером Джером - Моя жизнь и время

С этими словами она заснула.

Бедная фрейлейн так верила в Провидение! Она умерла от голода во время блокады [31] Имеется в виду блокада германских портов, установленная Великобританией во время Первой мировой войны (1914–1918). В результате от голода умерли почти 800 тысяч жителей. !

Когда мы были в Мюнхене, там пользовался большой известностью художник Франц фон Ленбах. У него была очаровательная дочка лет шести. Мать ее находилась в отъезде, и малышка с крайне серьезным видом выполняла в мастерской обязанности хозяйки. Многие посетители порывались ее поцеловать, но такие попытки она пресекала, решительно выставляя крохотную ручку.

В Мюнхене я встретил еще одну интересную личность — величественную рыжеволосую даму, жену барона; в то время бароны в Германии встречались на каждом шагу. Она жила на тихой тенистой улочке у реки, и мало кто догадывался связать с ней имя семнадцатилетней Клотильды фон Рюдигер, о которой говорила вся Европа. Мередит рассказал ее историю в своей книге «Трагические комедианты». Безумная, невероятная страсть. Она — из древнейшего знатного рода. Он — еврей, народный трибун, предводитель бунтующих масс. Аристократическая родня сперва не желала верить в происходящее, затем пришла в ярость, как и следовало ожидать. Идеальный материал для исторического романа, однако действующие лица живут в наши дни. Героиня — преданная, экзальтированная, бросает вызов привычному миру ради любви. Герой дерзок и великолепен. В последней главе убит высокородным соперником, которого строгие родители выбрали дочери в женихи. Все как полагается. Читатель готовится проливать слезы. И внезапно — любопытнейший эпилог. Клотильда фон Рюдигер отдает свою руку князю Ромарису — тому самому жениху, что убил на дуэли ее возлюбленного. Мередит ее понимает и потому способен простить, однако мы все равно остаемся в недоумении. Разговариваешь с ней, тактично избегая таких тем, как религия, политика и секс, беседуешь об опере, расспрашиваешь о ее жизни в Америке, отвечаешь на вопросы, положить ли в чай лимон и тому подобное, и никак не можешь мысленно отрешиться от унылой гостиной с потертой, фабричного изготовления мебелью, чтобы вспомнить пламенную юность этой женщины, некогда переполошившей высший свет.

Снобизма в Европе почти нет. Должно быть, одна из причин — огромное количество титулованных особ. В Мюнхене мы близко познакомились с очаровательным итальянским князем, чья родословная восходит к Карлу Великому. Его жена, сама из княжеского рода, устраивала журфиксы по четвергам. Жили они недалеко от нас, в трехкомнатной квартире. Его всегда можно было встретить утром в четверг близ Театинерштрассе с корзинкой, выбирающим изысканные пирожные и печенье к вечернему приему. За покупками вообще обычно ходил князь. У него это так замечательно получается, объясняла княгиня. Сама она больше увлекалась готовкой. Другая наша знакомая, австрийская графиня, выиграла карету в лотерею. Вначале экипаж, видимо, предназначался для цирка: весь желтый с золотом, похож на карету нашего лорд-мэра в миниатюре. Графиня, однако, не находила тут ничего смешного. Держа спину очень прямо, она совершала круг по Английскому саду в своем роскошном экипаже, запряженном взятой напрокат древней костлявой клячей, и с кучером в шоколадного цвета ливрее восемнадцатого века. Наша Dienstmadchen [32] Горничная (нем.). состояла в родстве с Dienstmadchen графини; так мы и узнали, что ради таких прогулок бедная леди отказывала себе во многих маленьких радостях. Главная прелесть этого выезда состояла в том, что не заметить его было невозможно. В любой толпе он мгновенно привлекал все взоры. Кавалеры приподнимали шляпы, дамы склоняли прелестные головки. Невыразительное лицо старой графини преображалось, и она милостиво расточала ответные любезности.

В Брюсселе до войны была большая английская колония. Жизнь в этом городе очень дешева, если знать язык и уметь быстро считать в уме. Поначалу новоприбывшие при знакомстве с соотечественниками часто теряются.

— Мистер и миссис Иксли-Некто, знакомое имя, — шепчете вы на ухо жене. — Где мы с ними встречались?

— Никак не вспомню, — отвечает жена. — В лицо я ее точно знаю.

Опыт учит не задавать прямых вопросов, а разузнать позже окольным путем.

— В лицо знаете! — смеется ваш приятель. — Еще бы не знать! Ее фотографии две недели печатали во всех газетах. Любопытное дело о разводе. Трое соответчиков. Их прозвали «Тройственный союз». Иксли, кажется, играл там главную роль. Во всяком случае, они поженились. Милые люди. Дают очень приятные обеды.

Еще один обладатель смутно знакомого имени оказывается бывшим предпринимателем — считается неделикатным уточнять его предыдущий адрес. За две зимы в Брюсселе я познакомился с тремя джентльменами, каждый из которых, по его собственным словам, был раньше известен как «Наполеон финансового мира». Похоже, несчастливая фамилия.

Также сильно сбивает с толку обычай брюссельских торговцев заходить в дома новых жильцов и оставлять свои карточки. Причем на карточке нет никаких поясняющих надписей, только имя и адрес. Мы с женой добросовестно составили список. Насколько мы могли судить, джентльменов не сопровождали дамы, но быть может, в Германии так принято? В воскресенье около полудня мы отправились с ответными визитами. Семья, с которой мы начали, жила над бакалейной лавкой. Очень милые люди, но почему-то мы никак не могли избавиться от ощущения, что нас не ждали. Жена, решив, что дело в строгой религиозности, извинилась за то, что мы пришли в воскресенье. Но нет, совсем напротив: они с жаром нас уверили, что это для них самый удобный день, и очень просили, если мы вновь надумаем их навестить, делать это исключительно в воскресенье. Они предложили угостить нас чаем, но мы объяснили, что у нас в планах еще несколько визитов, и, посидев ради приличия минут двадцать, ушли.

Следующее семейство из списка обитало над обувным магазином под названием «Международный обувной эмпориум». Дверь квартиры выходила на боковую улочку. Месье спал, но мадам его разбудила, потом позвали детей и старшая девочка сыграла на фортепьяно. Мы не задержались надолго, да нас и не уговаривали остаться. Мадам, заметно растроганная, поблагодарила за нашу доброту. Нас проводили до двери, и дети махали вслед платочками, пока мы не свернули за угол.

— Если ты намерена обойти всех, — сказал я жене, — лучше возьми извозчика. А я пойду домой. Не люблю я эти светские мероприятия.

— Зайдем еще к одним, — попросила жена. — Хоть посмотрим, где они живут.

Оказалось, что над кондитерской. Фамилия, третья в нашем списке, значилась на вывеске.