Игорь Курукин - Княжна Тараканова

Переговоры, конечно, так и не начались, да и роман с упрямым графом Лимбургским подходил к концу. В марте 1774 года «принцесса» в письме сообщила поклоннику, что её планы поменялись и теперь она надеется играть важную политическую роль в судьбе поляков и Польши. Филипп Фердинанд в письмах осыпал любовницу упрёками: ведёт себя безрассудно, мало того что разоряет его, но к тому же опять впутывается в какие-то политические интриги. Граф даже впервые намекнул ей, что пора и честь знать — при дальнейшем участии в сомнительных авантюрах ей, возможно, придётся покинуть Оберштейн {75} 75 См.: Там же. С. 22. .

Но человек слаб — как только граф явился к ней, его решимость порвать отношения куда-то улетучилась (кстати, как и беременность его подруги). Он, кажется, поверил теперь уже в русское происхождение своей возлюбленной, которой будто бы сам французский король Людовик XV подал идею отправиться через Венецию в Турцию с одним из предводителей польских конфедератов — Каролем Радзивиллом, чтобы заставить султана энергично воевать с Россией, а самой поднять новую «революцию» в Польше, а заодно предъявить свои права на российскую корону и свергнуть с престола узурпаторшу Екатерину II — благо в самой России как раз началось мощное восстание, которое под именем Петра III возглавил донской казак Емельян Пугачёв.

Благородная «принцесса» объяснила жениху, что впоследствии непременно принесёт ему в жертву свою блестящую будущность, а пока должна предпринять путешествие для устранения препятствий к их союзу и возвращения графу потраченных на неё средств. Он умолял её отказаться от подобной жертвы — но сам же и добыл своей пассии денег на дорогу и лично проводил в путь из Оберштейна. «Если бы я знал, как я тебя люблю, я никогда не позволил бы тебе уехать. Нет, я не переживу, если так будет продолжаться. Дайте мне верный адрес. Прощай, моё дорогое дитя», — писал неутешный граф. Наивный Филипп Фердинанд ещё продолжал хлопотать о предстоящей свадьбе со знаменитой иностранкой, а она уже начала новую главу биографии — уже в качестве претендентки на российский престол.

Героем этого этапа жизненного пути «принцессы» стал Кароль Станислав Радзивилл (1734–1790), князь Священной Римской империи и одна из самых колоритных фигур среди польских и литовских магнатов — некоронованных королей Речи Посполитой. Выходец из знатного и древнего рода, он получил в наследство почти все имения трёх ветвей своей фамилии и стал одним из самых богатых князей Европы. В его столице — белорусском Несвиже — и других резиденциях гремели знаменитые пиры, на которых даже самый захудалый шляхтич мог сесть за один стол с самим князем Радзивиллом. Ко всем знакомым и гостям хозяин обращался: «Пане коханку» («Любименький мой»), и эта присказка стала его прозвищем, приклеившимся на всю жизнь.

Один из последних балов во дворце князя произвёл на молодого шляхтича Яна Охотского незабываемое впечатление:

«Три огромные бальные залы соединили в одну и в ней поставили обеденный стол, такой огромный, что с одного конца до другого нельзя было узнать гостей в лицо. Четыре боковые залы заставлены были тоже столами, а в пятой зале, возле громадного круглого стола, в сорок локтей в окружности, сидел король и княжна Курляндская (Бирон), а с ними двадцать две дамы из первых фамилий королевства. Посредине королевского стола помещалось хрустальное украшение, изображавшее взятие Гибралтара, саксонской фабрики Мейсен. Вилки, ложки, ножи и тарелки на этом столе были золотые. В большой зале, на столе, который казался бесконечным, весь столовый прибор был из великолепного серебра, филигранной работы. Вдоль обеих стен стояли буфеты и буфетные столы, заваленные серебром, огромными серебряными лоханями для бутылок, кубками и посудой, носившей все признаки древности времён Ольгерда [7] Ольгерд Гедиминович — великий князь Литовский (1345–1377). . Подносов, канделябров, ножей, вилок, ложек, тарелок и прочего, вероятно, было несколько сот дюжин; в зале было в серебряных подсвечниках и люстрах более двух тысяч свечей. Кроме залы, где был король, ещё три смежные залы были завалены серебром и иллюминованы на диво. Богатство и пышность всего мною виденного вообще трудно описать. Всё здание для этого бала было заново отделано и выбито обоями из шёлковой адамашковой [8] Адамашка — шёлковая материя, первоначально привозившаяся в Европу из Дамаска. материи с золотыми галунами и кистями. Диваны и кресла везде были обиты материей соответственного с обоями цвета.

Танцевали в театральной зале, и король с княжной Курляндской открыл бал. В десяти смежных с танцевальною залою комнатах любители карт играли в разные игры. Когда подали ужин, вся масса народа двинулась из танцевальной и других зал в столовую. Мы входили как в волшебный замок, так всё было великолепно. Кто вошёл прежде и успел занять кресло, ужинал сидя. Но около трети гостей ели стоя у боковых столиков. Я тоже ужинал стоя; таким образом виднее было всё происходившее; нельзя было сделать шагу, чтобы не встретить какого-нибудь честного литвина с блюдом, упрашивавшего кушать больше. Заглянул я в королевскую залу. Ужин начался устрицами, привезёнными из Гамбурга на почте. Несколько сот блюд их, вероятно, съели. Обилие угощений было баснословное; едва исчезало одно блюдо, являлись сейчас же другие; шампанского выпили несколько тысяч бутылок, не считая множества других старых вин и водок. На боковых столиках поставлены были головы дичи, окорока, целые серны, рыбы на холодное и т. п. Под конец ужина подали десерт. В одно мгновение всё серебро, покрывавшее столы, исчезло и заменилось бесчисленными десертными приборами.

Князь Радзивилл расхаживал по всем комнатам, где ужинали, повторяя одни и те же слова: „Пане коханку! Не едите, не пьете — не любите Радзивилла, не милостивы к нему“. В ответ ему кричали: „За здоровье князя!“ — и выпивали бокалы» {76} 76 Охотский Я. Д. Рассказы о польской старине: Записки XVIII века. СПб., 1874. Т. 1. С. 125–126. .

При таких возможностях Радзивилл не мог не участвовать в бурной политической жизни республики. Вся жизнь «Пане коханку» прошла в интригах и не слишком удачных авантюрах. Князь считал себя настоящим патриотом, а потому от желавших ему понравиться дворян требовал верности родным вкусам и традициям: «Пане коханку, пойдите-ка посмотрите: с косою он? В немецких ли плюндрах (во фраке и узких брюках)? Под немецкою одеждою не может биться литовское сердце», — и не принимал у себя тех, кто изменил национальному платью.

Он и сам искренне старался выглядеть образцом лихого шляхтича былых времён. Очевидец писал: «Князь Карл росту был менее даже чем среднего, очень толстый и одевался всегда по-старопольскому, чаще всего являлся в мундире виленского воеводы: гранатного цвета кунтуш, жупан [9] Кунтуш (контуш, кунтыш от польск. kuntusz ) — верхняя одежда, кафтан ниже колен с отрезной приталенной спинкой, открытый на груди, застёгивавшийся в талии на крючок, с рукавами, свободно свисавшими или закидывавшимися за плечи; шился из сукна, позже из шёлка, иногда на меховой подстёжке. Жупан (польск. zupa, ср.: тюрк. чапан, рус. зипун) — верхняя одежда, полукафтан или короткая шуба из сукна, обычно серого или голубого, с отложным воротником и застёжкой на пуговицы. и отвороты малиновы и золотые пуговицы. Сабля, осыпанная крупными бриллиантами, в золотых ножнах, лосинные перчатки за поясом, а на голове малиновая конфедератка [10] Конфедератка — здесь: польский национальный четырёхклинный мужской головной убор без козырька с кисточкой наверху, который носили члены Барской конфедерации с 1768 года. . Носил он длинные усы и подбривал лоб. На темени у него был нарост величиною с волошский орех. И сам воевода, и все литвины носили широкое и даже мешковатое платье, это у них считалось старосветскою модою, которой все охотно придерживались».