Моисей Кроль - Страницы моей жизни

Горький был тогда в России в зените своей славы, наиболее популярным беллетристом, и мы решили обратиться к нему с просьбой написать такую книжку. Через несколько дней мы получили известие, что Горький ожидает меня в назначенный день в Куоккала (в Финляндии), где он жил на своей даче.

Я должен сказать, что беседа с Горьким произвела на меня странное впечатление. В среде писателей, особенно в радикальных кругах, всегда господствовала простота в отношениях, добродушие. У Горького же все было как-то натянуто. Я должен признаться, что я себя чувствовал во время всей беседы как-то неуютно, не было ни признака гостеприимства. Одним словом, атмосфера, которую я там нашел, меня глубоко разочаровала. Я не принадлежу к людям, которые охотятся за почестями, но я очень чувствителен, когда у людей отсутствуют сердечность и простота в их отношениях к другим.

Когда я ушел от Горького, я невольно сравнил его с Короленко. Какая разница в отношении этих двух писателей к людям! Мне пришлось несколько раз бывать у Короленко по тому или иному общественному делу. И уже с первого раза я был очарован его манерой обходиться с людьми! Какая мягкость в каждом слове! Его умные, проникающие в душу глаза вам показывали, с каким благородством он подходит к вам, как сильно он вами интересуется. Как тепло и легко мне было с ним во время беседы! Недаром Короленко был совестью русской интеллигенции.

Когда я вернулся в Петербург после поездки в Житомир, я сразу почувствовал, что температура у политически активного населения сильно поднялась. Причин было достаточно. Наша армия на Дальнем Востоке терпела много неудач. В больших городах рабочие часто бастовали. Кровь, которая так бессмысленно лилась на полях Маньчжурии, вызвала в деревнях сильную ненависть к правительству, которое оказалось таким преступно слабым и неспособным управлять. Вследствие этого усилились крестьянские восстания. Все это указывало на то, что революционные элементы должны энергичнее, чем раньше, выступать против ненавистного режима, и все слои общества, которые принимали участие в русском освободительном движении, должны активно и смело действовать.

Уже было упомянуто, что начиная с конца 1904 года и особенно после «кровавого» воскресенья выросло много союзов, которые формально имели профессиональный характер, но в действительности имели явные политические цели, как, например, союз инженеров, железнодорожников, адвокатов и т. д.

Интересно подчеркнуть, что по вопросу, какой характер должны иметь эти союзы, шла ожесточенная полемика. Странную позицию социал-демократов, которые требовали, чтобы союзы были строго профессиональными, упорно защищал большевистски настроенный профессор Рожков, немало удивив публику, потому что в той горячей атмосфере, которая тогда была в Петербурге и во всей России, без политики не делали ни единого шага, и все мысли и стремления были направлены на то, что обанкротившееся самовластие должно исчезнуть и что Россия должна стать демократическим государством. Точка зрения социал-демократов не была принята. Профессиональные союзы чувствовали большую потребность объединиться на такой политической платформе, которая была бы приемлема для всех. А это было: требование созвать Учредительное собрание на основе демократического закона о выборах и дать всем гражданам широкие свободы.

В начале мая 1905 года в Москве был созван съезд представителей всех существующих союзов. В этом съезде принимал участие недавно организованный Союз борьбы за еврейское равноправие в России. Было два делегата: Брамсон и я.

Съезд был в красивом особняке, который выглядел как дворец, и это был дворец Варвары Михайловны Морозовой [16] Ошибка в отчестве – Варвара Алексеевна Морозова – Прим. Н.Ж. , одной из знаменитой семьи Морозовых, крупных фабрикантов-миллионеров, очень симпатизирующих освободительному движению, которые много помогали революционерам материально.

Имя Варвары Морозовой было гарантией того, что полиция не помешает нашей деятельности. И в самом деле, три дня продолжалась наша работа, и все прошло спокойно.

С самого начала выяснилось, что принципиальных разногласий нет между делегатами. Выработали программу, наметили план объединенных конкретных выступлений.

Единогласно съезд постановил, что новая создавшаяся организация «Союз союзов» будет федеративной институцией, которая будет считаться с мнениями союзов, из которых она состоит. Выбрали Центральный комитет, которому съезд поручил много политических директив, и так как настроение и политические взгляды всех делегатов оказались солидарными, то Центральный комитет получил широкие полномочия. Большую радость и энтузиазм вызвал на съезде тот факт, что «Союз русских крестьян» присоединился к нам. Правда, этот союз был еще тогда очень скромной организацией, но мы были уверены, что он привлечет к себе большие массы крестьян и превратится в мощную политическую силу. Так и получилось.

В Центральный комитет в новом «Союзе союзов» были выбраны оба еврейских депутата: Брамсон и я. Съезд кончился в очень оптимистическом настроении. Прогрессивные и революционные элементы создали свой представительный орган. Очень скоро «Союз союзов» имел случай организовать открытое политическое выступление против русского самодержавия.

История была такова.

Когда возник проект послать на Дальний Восток наш флот в помощь Куропаткину, который потерпел сильное поражение под Мугденом, то вся русская общественность, кроме немногочисленной группы реакционеров, была против этого проекта, и все-таки несчастный адмирал Рождественский со своим флотом был послан во Владивосток, несмотря на то, что мощный японский флот закрыл перед ним все дороги. В большой тревоге вся Россия следила за тем, как флот Рождественского проделал это путь. Было много специалистов, которые даже не верили, что «старые калоши» Рождественского (так они называли его корабли) достигнут Тихого океана. Но они добрались, чтобы там погибнуть 16 мая. Это было ужасное и к тому же преступное поражение. И вся вина пала на русское правительство и на царя, потому что он одним словом своим мог уничтожить этот преступный план – послать на верную смерть сотни и сотни флотских офицеров и матросов. Трудно передать словами ужасное впечатление, которая цусимская трагедия произвела на всю Россию!

Открыто проклинали и министров, и царскую семью, и самого царя. Враги России торжествовали. Царь и его окружение чувствовали себя скверно. Они понимали, какой позор они навлекли на Россию своим «кровавым воскресеньем», погромами и своей несчастной войной, которую сами провоцировали своим поведением на Дальнем Востоке.