Моисей Кроль - Страницы моей жизни

Легко себе представить, как я и Маланыч были довольны, когда мы наконец спустились с горных хребтов и выехали на широкую солнечную Кижингинскую степь. Встал вопрос, где нам заночевать, и тут сопровождавший нас в качестве проводника местный бурят посоветовал нам искать ночлега у какого-нибудь ламы в поселке, раскинувшемся у подножия горы, до которого нам предстояло еще сделать верст тридцать на изрядно уставших лошадях. Ночевка у ламы приобрела для меня еще больший интерес, когда я узнал от Маланыча, что именно при Кижингинском дацане живет святой лама Цыденов, благочестие и ученость которого известны всем забайкальским бурятам-буддистам. Тревожила меня только мысль, захочет ли святой лама встретиться со мною, т. к. о нем шла молва, что он ведет крайне замкнутый, отшельнический образ жизни. Но чем недоступнее этот «святой» рисовался моему воображению, тем сильнее мне хотелось подойти к нему ближе и узнать его.

Прибыли мы в поселок при Кижингинском дацане, когда солнце уже садилось, и велико было наше удивление, когда мы узнали, что нас уже ждут. Как в дацане проведали о предстоящем нашем приезде, так и осталось для нас тайной. Но нас не только ждали. По чьему-то распоряжению (как выяснилось позже, по распоряжению святого ламы) для нас уже было приготовлено помещение.

Как только мы въехали в поселок, к нам кинулись несколько хувараков, забрали у нас наши незатейливые узлы с вещами и повели нас к чистенькому, построенному на городской образец домику. Мы вошли в просторную с большими окнами комнату, сверкавшую чистотой и довольно уютно обставленную. Там нас встретил владелец этого домика – лама, который нас чрезвычайно радушно приветствовал.

– Устраивайтесь, пожалуйста, как у себя, – сказал он нам. – Вам необходимо отдохнуть после вашего утомительного путешествия.

Должен признаться, что после грязных юрт, в которых мне приходилось жить месяцами, и после мучительного клепания по болотам среди туч комаров и мошек, часто под проливным дождем, я испытывал огромное удовольствие, оказавшись в привычном для себя помещении, сидя на стуле, а не на грязном полу, поджав под себя ноги.

Подали чай с русским печением, и хувараки услужливо нас угощали, разглядывая меня с нескрываемым любопытством.

– Мы хотели бы посетить высокочтимого ламу Цыденова, – сказал Маланыч нашему любезному хозяину. – Можно ли его видеть?

– Отдохните немного, – ответил тот учтиво, – а через некоторое время я вас провожу к нашему благочестивому пастырю. Он ждет вас к себе.

Завязалась обычная беседа. Лама расспрашивал Маланыча о цели нашего путешествия, обо мне, откуда едем, куда направляемся и т. д. Но не прошло и получаса, как в нашу комнату вошел поспешно хуварак и что-то шепнул на ухо нашему ламе. Тот быстро встал с своего места и с некоторым волнением сообщил нам, что благочестивый лама нас просит к себе. Волнение нашего хозяина невольно заразило и нас, и мы оба, я и Маланыч, с особым трепетом ожидания последовали за ним.

Полутемная юрта, в которой святой дама нас принял, была уставлена несколькими маленькими столиками, на которых лежали стопками священные тибетские книги. На одном из них горели священные свечки, а в северном углу темнели небольшие фигурки бурханов (изображений Будды). В полумраке я заметил нескольких бурят, которые сидели в почтительной позе и, устремив взоры в сторону святого ламы, благоговейно молчали. Сам Цыденов сидел неподвижно в глубине юрты.

Когда мы вошли, он поднялся с своего места, сделал несколько шагов по направлению ко мне, и подал мне руку; Маланыч же низко склонил перед ним голову, и тот благословил его, приложив к его лбу священную книгу, завернутую в желтую материю.

– Как вы себя чувствуете? – спросил меня участливо святой лама. – Ваше путешествие, наверное, сильно утомило вас?

Я его поблагодарил за внимание и в свою очередь спросил его, как он себя чувствует.

– Хорошо, – ответил он.

После этого обмена любезностями наступило долгое молчание. В юрте царила такая напряженная тишина, что можно было слышать полет мухи. Словно тени, в юрту беззвучно входили буряты и преклоняли одно колено перед святым ламой. Тот их молча благословлял, и они так же бесшумно уходили. Так продолжалось долгое время, и я невольно стал чувствовать, что нахожусь во власти какого то-особого, я сказал бы, мистического настроения. Мои глаза привыкли к царившему в юрте полумраку и, вглядываясь в святого ламу, я заметил, что он сидит все время неподвижно, как изваяние. Только глаза его горели необыкновенным блеском.

Когда в юрте не осталось больше ни одного из бурят, пришедших за благословением, Цыденов отослал также двух хувараков, прислуживавших ему. Мы остались втроем: святой лама, Маланыч и я. И тогда лишь Цыденов обратился к Маланычу со следующими словами:

– Ну, теперь расскажите мне, кто вы такие и какой случай привел вас в наш заброшенный угол.

Маланыч очень подробно рассказал святому ламе, с какой целью я объезжаю бурятские кочевья, какие места мы уже посетили и с какими именитыми бурятами мне пришлось вести беседы по интересовавшим меня вопросам. Лама слушал Маланыча с большим вниманием, а когда тот кончил свой рассказ-отчет, он с приветливой улыбкой сказал мне:

– Мне очень приятно познакомиться с таким ученым человеком, как вы, и, если вам не трудно, я просил бы вас ответить мне на некоторые вопросы, которые меня интересуют.

– Пожалуйста, – сказал я, – я очень охотно отвечу на все ваши вопросы, если только это мне будет по силам.

И тут с аскетом и молчальником произошла поразительная перемена. С юношескою живостью он меня засыпал вопросами: «Какую веру вы считаете лучшей? Как вы себе представляете рай и ад? Что, по-вашему, делается с человеком после его смерти?» и т. д. и т. д.

Признаюсь, что эти вопросы, над которыми светские интеллигентные люди в Европе, за немногими исключениями, очень редко задумываются, немало меня смутили. Однако, собравшись с мыслями, я постарался дать на них ответ, хотя знал заранее, что едва ли смогу удовлетворить его любознательность. Цыденов меня слушал с необычайно серьезным видом; я даже получил впечатление, что моя импровизированная религиозная философия его заинтересовала.

В свою очередь, и я попросил его объяснить мне, в чем, по его мнению, заключается сущность буддийской религии, что в учении Будды говорится о сотворении мира и каковы отношения бурхана (Бога) к этому миру; каковы конечные цели человеческой жизни и каково отношение бурхана к людям. Должен сказать, что я в свое время ознакомился с несколькими специальными исследованиями о буддизме, и мне было особенно интересно услышать ответ на мои вопросы из уст ученого ламы, который черпал свои знания о буддийской религии из первоисточника – тибетской религиозной литературы.