Евгений Глушаков - Великие судьбы русской поэзии: XIX век

В июле 1848 года за три дня до своей кончины Белинский слёг. А перед самой смертью говорил часа два не переставая, словно бы к русскому народу. И просил жену запомнить всё это хорошенько. Что за тайны открылись ему тогда? Что за напутствия и предостережения высказал он в предсмертной экзальтации? Неведомо. Хотя, судя по всему, что-то очень и очень важное. Но разве простой, не слишком просвещенной женщине, к тому же сострадающей умирающему мужу, доступно было хотя бы понять, а не то чтобы запомнить это его, может быть, самое вдохновенное слово?

Всё, что было в тогдашней России свободолюбивого, доброго, светлого, оплакало кончину одного из прекраснейших её сынов. Непритворно пожалел о смерти Белинского и начальник III отделения Дубельт: «Мы бы его сгноили в крепости».

Казалось, «Современник» терпит за поражением поражение. И смелое либерально-демократическое звучание журнала пришлось приглушить, и число подписчиков к 1849 году сократилось на 700 человек. А всё-таки «Современник» выстоял даже в условиях «мрачного семилетия», даже лишившись Белинского, который был его душою, его идейным и связующим началом.

1848 год оказался знаменательным для Некрасова и в личном плане. Авдотья Яковлевна Панаева, бывшая замужем за его соиздателем, становится неофициальной женой Николая Алексеевича, неофициальной – по той причине, что православная церковь разводов не допускала. Предыстория же этих странных и запутанных отношений такова. Иван Иванович Панаев, женившийся на дочери известных актеров Брянских, был человеком беспечным – волокитою и гулёной. Не чувствуя перед молодой супругой никаких обязательств, чуть ли не сразу же после свадьбы пустился в разгул, завёл шикарную любовницу, почти не появлялся дома.

Естественно, что Авдотья Яковлевна, столь очевидно пренебрегаемая супругом, а между тем одна из красивейших женщин Петербурга, становится объектом ухаживания для многочисленных друзей и знакомых, ухаживания подчас весьма и весьма нескромного. В числе особенно пылких и настойчивых ухажёров оказался молодой Некрасов. Но и ему, и прочим волокитам бедная женщина противилась как умела. Только после пятилетнего приступа она уступила страсти Николая Алексеевича и согласилась на гражданский брак.

Ну, а Панаев, и человек-то отзывчивый, и писатель даровитый, через своё легкомыслие потерял не только Авдотью Яковлевну, супругу свою, но и квартиру, и карету, и права на «Современник». Всё перешло к его компаньону. Более того, сам он по причине своего пьянства и распутства оказался на содержании у Некрасова, а после того, как умер, и мать несчастного существовала на деньги поэта.

Весною 1853 года Николай Алексеевич заболел. Знаменитейшие доктора прописывали ему простейшие микстуры, предполагая у него обыкновенную простуду. Лишь через два года был поставлен правильный диагноз. За это время язва успела разъесть горло поэта. Ощутимо пострадали и его легкие. Он уже не мог разговаривать, а только шептал. Болезнь к тому же усугубила с детства присущие Некрасову приступы хандры. В ужасающей тоске он по несколько дней к ряду не вставал с дивана, чувствуя отвращение ко всему на свете, а прежде всего – к самому себе. Однако его поэзия, минорная по тональности, от этого только выиграла. Будучи сам открытой раной, Некрасов так умел отозваться на чужую боль, как, может быть, ни один другой поэт.

С 1854 года одним из деятельнейших сотрудников «Современника» становится Чернышевский. Будучи настроен куда более радикально, чем прочие писатели, составлявшие авторский актив журнала, да и отличаясь своим происхождением, отнюдь не благородным, Николай Гаврилович оказывается с ними в некоторых контрах. Только благодаря организаторской ловкости главного редактора и его страстному желанию сохранить для своей борьбы каждого «бойца», журнал сумел, хотя бы на время, примирить как в своих стенах, так и на своих страницах либерально-дворянское и революционно-разночинное начало.

К середине 50-х Некрасов и разбогател, и прославился. Казалось бы, полное преуспевание: член Английского клуба, самого аристократичного в России, издатель популярнейшего журнала, муж красивой и умной женщины. Но стоило внимательней присмотреться к его жизни, как иллюзия благоденствия исчезала. В общении с пышущими снобизмом вельможами, его одноклубниками, не было ни душевного тепла, ни сердечных привязанностей, а только расчёт на полезные связи. Журнал вызывал неудовольствие властей и постоянно балансировал на грани закрытия. А выпущенная в 1856 году книга стихотворений Некрасова, хотя и вызвала восторг публики и раскупалась с рекордными, возможными только для пушкинских или гоголевских сочинений темпами (за два дня в Петербурге разошлось 500 экземпляров!), вскоре была запрещена.

Всего неблагополучнее для Николая Алексеевича складывалась его семейная жизнь. Что называется, на чужом несчастье своего счастья не построишь. А он ещё и руку к этому несчастью приложил. Роль Некрасова в окончательном разрушении домашнего очага Панаевых была тем неблаговиднее, что они его приютили, и он уже года два как проживал в их доме, а ещё прежде с год наведывался туда чуть ли ни ежедневно. И как закономерный итог этой не слишком красивой истории совместная жизнь Авдотьи Яковлевны и Николая Алексеевича оказалась мучительной. Некрасов ревновал, тосковал, хандрил; покидал её, возвращался снова и, называя себя её палачом, ещё и изменял своей супруге. Утяжеляло их отношения и то фатальное обстоятельство, что дети, рождавшиеся у Авдотьи Яковлевны, не выживали. В младенчестве умерла дочь от Панаева. Лишь полтора месяца прожил Иван – её с Некрасовым сын.

Не стоит идеализировать и саму Авдотью Яковлевну, даже при весьма лестных отзывах о ней со стороны именитого окружения. С добротою, тактом и умом, которые отмечали в ней друзья-писатели, уживалось в Панаевой и нечто такое, что способно и удивить, и даже напугать. Как-то по наущению Авдотьи Яковлевны жена поэта Николая Огарёва подала на мужа, проживающего за границей, судебный иск на 300 тысяч рублей ассигнациями. Дело повела сама подстрекательница Панаева, имея от Огарёвой полную доверенность, и выиграла его. В удовлетворение иска был наложен арест на богатейшее имение Огарева. Затем по приговору суда оно было продано, а вырученные деньги должны были быть переданы жене Огарева. Однако же до неё не дошли. Как испарились!

И тогда от Некрасова отвернулись чуть ли не все его друзья, ибо и сам он, как муж Панаевой, оказался замешан в этой грязной афере. Более того, многие посчитали главным виновником именно Николая Алексеевича в силу его репутации ловкого финансиста. Тургенев и прежде упрекал поэта за барышничество, имея в виду случай, когда Некрасов купил у него «Записки охотника» за тысячу рублей и тут же продал за две с половиной. Известна аналогичная сделка Николая Алексеевича и с тиражом гоголевских сочинений.